Кэти Макгэрри - Скажи, что будешь помнить

– Где взял? – спрашивает он.

– Украл. У губернатора было на меня дело. Стал листать и на это вот наткнулся. Как фото увидел, так сразу и понял, что это ты.

– Кто еще знает?

– Кроме моих? Никто. Понятно, что и наверху никто не в курсе, включая офис губернатора, потому что в тюрьму-то меня отправили.

– А почему я должен тебе верить?

– Тебя же не арестовали. По-моему, это уже о многом говорит.

Понятно, что отпускать меня Джереми не намерен. Я знаю, что он натворил, я развел его с Холидей, да и шрам на физиономии забыть обиду не дает.

Год назад я и сам был бы только рад уладить дело кулаками. Но с тех пор вкус к крови прошел.

– Меня взяли за грабеж. Срок я отмотал. Твое предложение меня устраивает. Ступай домой, и я тоже потопаю. Ты ненавидишь меня. Я ненавижу тебя. Держись от меня подальше, и я тебя трогать не стану.

– К такому повороту я пока не готов.

Кто бы сомневался. Тор трется о мою ногу, как будто понимает, к чему идет дело. Он, конечно, подрос, но пока что остается щенком. Надо было оставить его дома, но я не оставил, так что теперь я делаю для него то лучшее, что могу. Подбираю палку и бросаю подальше. Хорошо, что он еще не научился приносить назад.

– Давай, малыш, возьми ее.

Прежде чем я успеваю повернуться, Джереми вскидывает руку, и выстрел эхом отдается во мне.

Кровь шумит в ушах, заглушая все прочие звуки. Я слетаю вниз по лестнице, проношусь через холл и сворачиваю за угол. Дверь папиного кабинета открыта, но его самого на месте нет. Я уже открываю рот, чтобы позвать его, но вместо этого бегу к кухне. Он сидит за столом, и в первый момент страх колет иголкой в сердце.

Папа может спасти Дрикса. У него есть такие возможности. В его власти покончить со всем этим прямо сейчас, раз и навсегда. Но власть эта принадлежит тому, кем я его считала. Здесь, за столом, кто-то другой, однако ж мне хочется надеяться, что тот, кем я восхищалась, еще существует.

Он отрывает взгляд от лежащей перед ним папки и смотрит на меня.

– У Дрикса неприятности, и ты должен его спасти. Подробности не важны, но тот парень, который на самом деле ограбил магазин, знает, что Дриксу все про него известно. У него пистолет, и он ищет Дрикса.

Отец закрывает папку.

– Что ты хочешь от меня?

– Чтобы ты позвонил в полицию.

– И что я им скажу?

Ответ настолько прост и очевиден, что я, произнося его, чувствую себя слабоумной.

– Скажи им правду. Что Дрикс ни в чем не виноват. Что настоящий преступник опасен и сейчас ищет Дрикса.

– Город большой, где его искать?

– У залива, неподалеку от их района. Сестра Дрикса, Холидей, сказала, что брат, после возвращения из тюрьмы, ходит туда гулять. Пусть полиция поищет его там.

– Семья вполне может заняться этими поисками сама.

– Они занимаются, но их мало.

– Как ты узнала обо всем этом?

– От Холидей. Она мне позвонила. Парень, который ограбил магазин, ее бойфренд, и она, узнав, что он сделал, поссорилась с ним и…

Отец поднимает руку, и я умолкаю.

– Ты хочешь привлечь полицию на том основании, что сестра Дрикса поругалась со своим бойфрендом, который то ли ограбил, то ли не ограбил магазин и который теперь, после ссоры с ней, пребывает в не лучшем расположении духа? Элль, даже при том, что ты сейчас возбуждена, тебе нужно сохранять способность отстраниться от происходящего и понять, насколько это все по-детски звучит. Подростки ссорятся и ругаются постоянно, тем более когда переживают состояние влюбленности. Они бесятся, злятся, говорят такое, что никогда бы не сказали в иных обстоятельствах.

Со мной что-то происходит. Некое ощущение, зародившись в ногах, крепнет и поднимается выше, затрагивая каждый орган, достигает мозга, и я взрываюсь:

– Папа! Речь идет о жизни человека! Мы об этом говорим!

– Не горячись. Ты преувеличиваешь и слишком близко принимаешь все к сердцу. Это подростковая драма. В худшем случае парни подерутся. Такое случается.

– Такое случается? – Мир начинает кружиться. – У Джереми оружие, и он преследует Дрикса. Он уже стрелял в кого-то во время ограбления. И снова выстрелит.

– Этого ты знать не можешь.

Кровь стынет в жилах, и меня начинает трясти, но сердце стучит все быстрее и быстрее.

– Тебе действительно все равно?

– Мне не все равно. Мне не безразличен штат. Не безразличны живущие в нем люди. Не безразличны те сотни различных программ, которые касаются тысяч жителей Кентукки. Шансы на то, что дело закончится так, как ты предсказываешь, крайне незначительны. До сих пор ты всегда была разборчивой в дружбе, благодаря чему оставалась в стороне от мелодрам. Подумай сама. Я звоню, и весь этот нелепый спектакль, эти брошенные сгоряча двумя подростками слова топят мою карьеру. И что дальше? Штат избирает кого-то, кто больше озабочен наполнением собственных карманов, чем помощью гражданам, которые за него голосовали, и, для того чтобы улучшить ситуацию, требуются новые жертвы. Мне очень жаль, что с Хендриксом так получилось, но по-другому невозможно. Я не могу рисковать своей карьерой и программами, которые работают для людей.

– Для Хендрикса и меня, – шепчу я. – Если ты не поможешь ему, я никогда тебя не прощу.

Как ни в чем не бывало отец пододвигает к себе папку, словно и не замечает только что проведенной мною линии в быстро засыхающем бетоне.

– Тебе семнадцать, ты эмоциональна и переживаешь первую влюбленность. Вот увидишь, ничего сегодня не случится. С Хендриксом все будет в порядке, и уже на следующей неделе он вернется в нашу предвыборную кампанию. Несколько недель вы не будете видеться, а потом у тебя начинается школа. Мы разрешим тебе записаться на курс программирования, победим на выборах и потом, может быть, разрешим повидаться с Хендриксом. Надеюсь, к тому времени ты потеряешь к нему интерес и сосредоточишься на вопросах более для тебя важных. Может быть, ты и позлишься на меня недолго, но простишь и поймешь, что мы с твоей мамой были правы, принимая за тебя те или иные решения.

Ножом по сердцу, так это называется. Родители всегда представляли меня такой: начинаю что-то, потом теряю интерес и забрасываю. Я кручу браслет на запястье и думаю о кожаном браслете Хендрикса. Эксл подарил его брату как напоминание о том, что они – семья и стоят друг за друга в любых обстоятельствах.

Папа проходит мимо, и я говорю:

– Мне восемнадцать.

Он останавливается и оглядывается через плечо.

– Что?

– Мне уже восемнадцать. – Осознание этого приходит неожиданно и производит примерно тот же эффект, что и солнечные лучи, проливающиеся на холодную темную землю, освободившуюся от покрывал ночи. – Мне не нужно ваше согласие, чтобы записаться на курс программирования. Я, вообще, могу делать почти все без вашего разрешения.