Аня Воронцова - МАКСимум

Крымская война, нанёсшая огромный урон экономике николаевской России и значительно пошатнувшая её положение на мировой арене, однако, смогла вновь продемонстрировать врагу непоколебимый дух русского народа.

Длившаяся почти год – 349 дней – героическая оборона Севастополя, ставшая решающей битвой в ходе войны, послужила причиной сохранения Крыма в составе Российской Империи после подписания Парижского мирного договора.

Несмотря на очевидное техническое превосходство армии союзников нашим войскам удалось главное – истощить силы неприятеля и пошатнуть его уверенность в победе.

Даша Севастопольская – первая военно-полевая медсестра в отечественной истории. Как и знаменитая Флоренс Найтингейл, прибывшая в Крым из Англии в сопровождении монахинь оказывать помощь раненым солдатам союзников, восемнадцатилетняя Даша бесстрашно выходила на поля сражений с перевязочным материалом из рваного белья, уксусом и вином. В отличии от Флоренс у неё не было ни медицинского образования, ни необходимых лекарственных средств…

При входе в Севастопольскую бухту в сентябре 1854 года, чтобы преградить дорогу более развитому флоту союзных государств и спасти тем самым Севастополь, было затоплено семь русских парусных кораблей. Огонь береговых батарей и торчащие вверх из воды как штыки мачты делали город надёжно защищённым со стороны моря. В течение следующего года на дно постепенно пошли все остатки устаревшего императорского флота, того самого, который с пламенным эстетическим восторгом запечатлел Айвазовский горделиво проходящим вдоль набережной на смотре 1849 года.

Муж сфотографировал её на фоне городской бухты в том же самом длинном бордовом платье с развевающимися от ветра волосами. Она смотрела в сторону памятника затопленным кораблям, поднимающегося прямо из воды, представляющего собою изящную белую колонну на каменном острове.

Чайки с криками кружились над волнами, иногда садясь на основание монумента.

Балаклавская бухта. Секретная база советских подводных лодок. Из прорубленых в толще скал, заполненных водой штолен протяженностью несколько сот метров субмарины могли абсолютно незаметно выходить в открытое море.

Современные атомные подлодки не могут, конечно, укрыться в узких пещерных тоннелях. Но Балаклава, вход в которую никак не просматривается со стороны моря, по прежнему не теряет своего стратегического значения. Маленькие лёгкие военные катера, покачивающиеся на спокойных волнах бухты, способны в ясную погоду при спокойном море всего за четыре часа достичь побережья Турции.

Инкерман. Пещерная крепость. Пещерный город. Лёгкий вкус и нежная колкость несравненного игристого вина, которое она пила в день своего рождения.

Во время Великой Отечественной войны весь город укрывался в штольнях завода шампанских вин. Люди под землёй работали, учились, воспитывали детей. Здесь были организованы школа, госпиталь и позднее – склад боеприпасов. В июне 1942 года часть штолен пришлось подорвать из-за наступления гитлеровских войск – вместе с вражеской военной техникой и солдатами под завалами погибло большое количество мирных жителей…

Экскурсоводы В Крыму, упоминая Инкерман, любят рассказывать историю о трёх мандаринах. Зима. Суровый военный быт. Тёмные холодные сырые подземные помещения. Дефицит необходимых продуктов. Дети. В инкерманских штольнях насчитывалось порядка сотни ребятишек разных возрастов.

Всякое мудрое и доброе человеческое сердце знает: какие бы тяжёлые времена не переживались взрослыми, детям всегда нужен праздник. В их открытые души каждую минуту нужно вкладывать любовь и радость, иначе что они понесут с собой в будущее?

Под Новый год советские солдаты нарядили для малышей ёлку. Это была не совсем настоящая новогодняя ёлка – ели в Крыму не растут – вместо ели солдаты срубили и принесли в штольню молодую сосну. Они украсили её чем смогли: пустыми гильзами, пулемётными лентами, орехами, завёрнутыми в цветные бумажки. Дети, голодные, оборванные, грязные, принялись петь песни и водить вокруг этой сосны хоровод. Их погасшие в темноте и сырости глаза вновь заискрились. И тогда один из солдат совершенно неожиданно достал из своей бездонной походной сумки три крупных, ровных, оранжевых, как летнее солнце, ароматных мандарина. Три. Всего три. Почти на сотню человек.

Мандарины делили в молчании. Сосредоточенно. Неторопливо. И предельно честно.

Выросший мальчик, который записал эту историю в своих мемуарах, так и не вспомнил, что именно ему досталось: был то крохотный фрагмент пупырчатой кожуры, сочная капелька мякоти или мягкая белесая прожилка… Только запах, восхитительный запах – сильный, свежий, чуть терпкий – мандаринный дух в пропахшем потом и порохом подземелье – остался в его памяти на всю жизнь…

И это всё – Крым. Где ещё так тесно соседствуют друг с другом удивительные сокровища, созданные природой и людьми? Крым – горсть жемчуга на крохотной детской ладошке. Малая часть огромной Родины. Её Родины.

Она мысленно благодарила обвиняемого мужем и прочими «прогрессивно мыслящими» во всех грехах Путина за то, что этим летом смогла оказаться здесь, просто взять и приехать, постоять на этой земле, сухой, соленой, без всякого преувеличения – священной…

Степной ветер трепал на ней тонкое платье, когда она шла, сгибаясь под тяжестью арбуза в сетке, с Донузлавского базара обратно в Поповку.

В пансионате, где они жили, утром того дня имело место неприятное происшествие. Молодую девушку, соседку, добрые люди привезли на машине. Она видела краем глаза, как бедняжку, поддерживая, вели по лестнице на второй этаж, где она жила, растрепанную, заплаканную, в перепачканной юбке.

Проходя по двору, она слышала, как хозяйка разговаривала с кем-то из своих помощников. Участливая женщина велела принести пострадавшей гостье наверх завтрак и пиво для расслабления и отдыха.

Девушку, судя по всему, минувшей ночью изнасиловали.

– Это всё долгое эхо Казантипа, – буркнул возившийся неподалеку с кабелем пожилой рабочий, – Привыкли тут ко вседозволенности. Пляж был этот… как его… нубистский… Девки голые невесть чем обдолбанные на берегу валялись – пользуйся кто хошь.

Она зашла к себе, разрезала арбуз на две половины и одну понесла наверх, соседке.

Та лежала в номере на кровати, отвернувшись к стене, и испуганно встрепенулась от стука.

– Это вам, – арбуз в её руках сверкнул блестящим алым ароматным срезом.

Она поставила его на стол и поспешила уйти. Ей сделалось вдруг неловко от этого своего непрошеного вторжения в чужое несчастье.

До отъезда оставалось меньше недели.

Она ещё лелеяла слабую надежду случайно встретить Макса до отъезда, где-нибудь в кафе, в магазине или на пляже.