Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

Он замолчал. Прикрыл глаза. Алексей тоже эту минуту тишины не нарушил. Потом Анатолий продолжил.

– Долго я эту ситуацию переживал. Но… как Соломон учил: всё проходит. Прошли помаленьку и мои переживания. Как говорится, лиха беда начало. Потом всё чаще Дуню вспоминать стал. Слишком уж сладко было мне с ней. Сниться начала. Но где ж её искать? А чувство как наркотик. Не буду вдаваться в подробности, но изменил я Елене ещё раз. С нормальной женщиной изменил, симпатичной, весёлой. И в постели была хороша. Только после второго раза совесть меня совсем замучила. Знаешь ведь, семьи разные бывают. Там, глядишь, жена налево похаживает, там муж подгулять любит. Но у нас же всё не так. Разве Ленка моя заслужила такого отношения? Как посмотрю на неё, так и думаю: «Ну и подлец же ты, Юрьев! Как же ты можешь в глаза жене смотреть! Ведь она предана тебе, как собачонка! Её стреляй – в постель с другим не ляжет!» – Он снова помолчал. – Больше уж я ей не изменял. А вот чувство вины спокойно жить не даёт. – И без паузы. – Ну, есть там ещё чего выпить? Нет? Ладно, пойдём попаримся. Остальное потом под чаёк расскажу.

И они пошли в парилку. Поддали. Толька улёгся на верхний полок, Лёшка помахивал над ним веником из резерва Совмина. Помахивал и вспоминал стеганувшие его слова друга: «Её стреляй – в постель с другим не ляжет!» А ведь легла, ещё как легла! И этого тоже вернуть нельзя. Что же с этим-то делать? Что делать? Что за жизнь такая? Все мы, что ли, подлецы, только строим из себя порядочных? Вот они – грехи наши тяжкие… Простятся ли? И перед кем ответ держать? А главное – исповедоваться не перед кем.

А когда чай пить после парилки сели, Толька, будто эти мысли его и прочитал.

– Я вот что говорю: сколько лет прошло, а вина перед Ленкой душу давит. Не могу успокоиться, хоть к батюшке на исповедь иди. Да я же не верующий. Атеисты мы, друг мой ситный. Вот задумываться начал: хорошо это или плохо? Это я насчёт атеизма, конечно. Думать думаю, а легче не становится. Кому-то рассказать надо было, а кому, как не тебе? Вот и додумался, и рассказал. Пока не знаю, будет ли легче, посмотрим. Только ты мне ничего не говори. Мне не выслушивать тебя надо, мне рассказать надо было. И всё. Усёк? А там посмотрим.

Лёшка пожал плечами.

– Как скажешь. – Помолчал. – Но ты говорил, что это ещё не всё. Что-то было ещё с этой поэтессой? Встретил-таки?

Юрьев усмехнулся.

– С поэтессой… С Евдокией, ты хотел сказать… – Помолчал, покивал головой. – Проститутка она была, Евдокия. Дорогая, валютная, как тогда говорили. Когда прощались, не понял я, о какой работе Дуня говорила.

И почему я ей не по зубам… Потом только дошло до меня, что у неё за работа такая. Помнишь…

Лёшка удивлённо глянул на него, перебил.

– Так это была она?

Анатолий снова усмехнулся.

– Помнишь? Я думал – забыл. Она это была, она…

В тот вечер они сидели на своих насиженных местах в «Славянском базаре». Официанткой здесь работала одноклассница Елены Любочка. Любочка была из тех женщин, что с годами мало меняются и никогда не становятся Любовь Петровнами или Ивановнами, а навсегда остаются Любочками. Она была маленькой симпатичной женщиной, приветливой и смешливой. В школе Любочка сидела за одной партой с отличницей Еленой. Не особо преуспевала в учёбе, но не унывала. Не всем же быть отличницами! Она охотно списывала домашние задания и контрольные у подружки. Зато не давала в обиду скромницу Елену. Иногда они ходили вместе в кино, да и с ребятами в одной компании вечерами время коротали. Шушукались по углам о своём девичьем, секретничали. Но после школы их пути-дорожки разошлись. Любочка как-то быстро выскочила замуж и переехала в другой конец города. Они долго не виделись. А потом, через несколько лет, бывшие подружки случайно встретились. Любочка тогда уже работала в «Славянском базаре». А, когда Лена вышла замуж, то вспомнила о Любочке. С тех пор и повадились Юрьевы с Сидоровыми ходить в это заведение. Здесь теперь отмечали они все праздники, дни рождения, юбилеи. Да и вообще любили зайти посидеть, поплясать, в общем, отвести душу. Тогда в ресторан, тем более, в «Славянский базар» попасть было не просто. А им – легко! Позвони днём Любочке, а вечером – будьте любезны! Лучшие места! А цены совсем не кусались. Так что они стали чуть ли не завсегдатаями этого заведения. Вот и в тот вечер сидели они на своих привычных местах. Сначала-то, как обычно бывало, народ не очень танцевал. Не готов был. Сначала ели, пили, болтали о том, о сём, приглядывались к публике. Спиртное ещё не разогрело кровь. И Лёшка, слегка выпив, с ленцой оглядывался по сторонам. Его внимание привлекла женщина, одиноко сидевшая в противоположном конце зала за престижным столиком. Перед ней стояла бутылка шампанского. Изредка женщина подливала вино в бокал, но почти не пила. И, хотя в ресторане яблоку негде было упасть, к ней никого не подсаживали. Женщина была хороша. И одета дорого и со вкусом. «Наверное, артистка какая-нибудь. Или иностранка», – подумал Лёшка. Вскоре народ созрел, потянулся на танцплощадку. Сидоров видел, как один не совсем трезвый мужичок рванул к незнакомке. Но она покачала головой – мол, не танцую. Тот понуро поплёлся на своё место. На следующий танец Алексей пригласил Елену и повёл её поближе к красотке: что-то притягательное было в облике этой женщины, и он хотел поближе рассмотреть её. Не спеша, лавируя между танцующими, Алексею удалось почти вплотную приблизиться к её столику. Он не ошибся в своей оценке: она действительно была хороша. Безразличным взглядом окидывала зал и, казалось, никого не ожидала. Вот тут и возник перед ней тот же мужичок, которому она один раз уже отказала. Изогнувшись, он что-то говорил ей. Она, равнодушно взглянула на него и, не меняя позы, бросила:

– Я же сказала вам: не танцую.

И отвернулась. Мужичок смущённо глянул по сторонам и быстренько ретировался. Алексей усмехнулся: «Не простая бабёнка. И этому хмырю точно не по зубам». Он продолжал танцевать с Еленой, о чём-то говорил с ней, но мысли его были заняты незнакомкой. Заинтриговала она Алексея, и он краем глаза продолжал наблюдение. Зачем? На этот вопрос Лёшка бы не ответил. Да просто так, из любопытства.

Танец закончился. Но пока Алексей с Леной пробирались к своим местам, оркестр заиграл снова. Лёшка положил руку на талию спутнице, шепнул:

– Продолжим?

Лена молча кивнула. И они вновь поплыли в ритме танго. А настойчивый мужичок опять возник у столика красавицы. Что-то сказал ей. Та взглянула на него с сожалением и негромко, но чётко ответила:

– А не пошёл бы ты…

И она его так далеко послала, и мат в её устах настолько не вязался с изысканной внешностью, что мужик потерял дар речи. Он удивлённо смотрел на неё, выпучив глаза, его челюсть не отвисла даже, а, казалось, оторвалась от лица и только каким-то чудом держалась на груди. Было впечатление, что он получил крепкий удар под дых, и не мог вздохнуть. На целую минуту застыл в неестественной позе, потом хватанул открытым ртом воздух, повернулся и поплёлся прочь.