Лидия Реттиева - Игра

Я чувствовала, что больше не воспринимаю увиденное: слишком много необычного, прекрасного, такого, что дыхание перехватывало. Родопы завораживали своей мягкой закругленностью холмов и горных вершин. «Добрые горы», – думала я, хотя по пути порой становилось страшно, когда шоссе пролегало под навесом из скал. Человеку, впервые попавшему в такие дивные места, впечатлений море. Слишком много для первого раза. И постепенно, по мере того, как на землю стали спускаться сумерки и все ярче становились огни над входами в тоннели, я перестала воспринимать увиденное как реальность.

Глядя вниз, где в ложбинах светлячками светились огни селений, я внутренне притихла. Грустно было от мысли, что я, наверное, никогда не привыкну к этой красоте, то есть уже не успею привыкнуть. Я не совсем понимала объяснения девушки, хоть и пыталась сосредоточиться и слушать ее внимательно. Но мысли мои были охвачены совсем другим. Я поймала себя на мысли, что это не восторг и не восхищение, а чувство жуткого отчаяния от того, что мне не успеть уже охватить все эту красоту и узнать подробно историю и культуру этой страны. Ну почему все хорошее приходит так поздно?

– Почему грустим? – спросила у меня Наташа, когда по незаметному кивку Марко все направились назад к машине.

– Невероятно… красиво, – ответила я, сожалея о том, что раньше не посетила Болгарию. А ведь всегда тянуло. Но никогда не было возможности.

– Почему-то все хорошее приходит слишком поздно, – тихо констатировала я, застегивая ремень безопасности. А когда подняла голову, то увидела лицо обернувшегося ко мне Марко. Странно, что он услышал и, судя по выражению лица, кажется, даже понял. Он прислушивался ко мне. Он очень внимательно прислушивался ко мне, еще когда мы выходили из здания аэропорта. Он не смотрел, он слушал. И позднее, когда мы приближались к дому и мое сердце стучало гулко и не поддавалось никакому внушению, он слышал, как гулко оно билось. И поздно вечером, когда, наконец, я осталась одна, как быстро он прибежал, услышав, что я расплакалась. Но ведь я для него совершенно чужой человек. Как жаль, что у меня нет возможности с ним объясниться. А мне так хотелось расспросить его об очень многом. Та поспешность, с которой он откликался на мое обращение к нему, подчеркнутая услужливость, его учтивость по отношению ко мне и в то же время подозрительность в пристальном взгляде настораживали. Мне было непонятно его поведение. Он следил за мной. И если не взглядом, то прислушиваясь, как мне показалось, к движениям моей души. Только зачем? Своим невидимым, но ощущаемым мною напряженным слежением за мной он причиняет мне дискомфорт. Он был очень чуток. Без сомнения. И еще я улавливала в его глазах порой тревогу и недоумение. Почему я вызываю недоумение? И опять, как всегда в таких обстоятельствах, у меня возникла мысль о том, что, возможно, меня с кем-то перепутали!

В жизни я стараюсь руководствоваться знаками. Полученные в снах или иным образом, они зачастую помогают мне, служа своеобразными подсказками в сложных ситуациях. И детей своих я научила распознавать такие знаки. Но подсказку ищешь обычно тогда, когда возникают какие-то проблемы. А когда все идет хорошо, то и не до знаков вовсе. Вот и я, занятая приятными сборами детей и мужа в дорогу и мыслями о предстоящем отдыхе от семьи, совсем забыла проявить внимание к тому, что прямо-таки сигналило мне. Ведь знаки были! И много. И в сновидениях, и в реальной жизни. Теперь, задним числом прокручивая события, обстоятельства, увиденные сны, телефонные звонки прошедшей недели, я поняла, что зря отнесла предсказывавшие дальнюю дорогу сны и знаки на счет своих отправлявшихся в Таиланд домочадцев. Значение этих снов в первую очередь предназначались для меня. Мне даже не верилось, что еще утром я была дома.

Погода прояснялась, легкий морозец высушил асфальтовое покрытие шоссе. И хотя при движении многого не рассмотреть, увиденное ошеломило меня, и не только своей красотой, но и новизной. Я не была готова к этому. Не ожидала. Я увидела деревни, где рядом с трехсотлетними домами стояли новые виллы, большие села с современными домами, которые, несмотря на многоэтажность, были построены в традиционном болгарском духе, у нас такой величины населенные пункты называются городами; конечно же, на нашем пути попадались также ветхие, возможно, даже опустевшие дома и постройки, однако я увидела полностью отреставрированную деревню, где все, начиная от высоких каменных оград и заканчивая обрывом, было очень аккуратно выложено из камня цвета подсолнечной халвы. А дома стояли белоснежные, и у всех были крыши одинакового темно-коричневого цвета из настоящих обтесанных каменных плиток. Наташа объяснила, что в Болгарии есть такие камни, которые расщепляются на тонкие пластины, из них каменотесы изготавливали черепицу, так называемые «тикли», или каменные «плочки». Попадались на пути и современные села, которые напоминали наши садовые товарищества с модными коттеджами и виллами. Высокие каменные ограды были отреставрированы. По пути попадались и новостройки, похожие на миллионы домов по Европе, построенные из профилированного металла, стекла и пластика. Мне такие не нравятся. И вообще, я считаю, что дом должен сохранять в себе национальные особенности, нести в себе местный колорит и непременно иметь свою историю. Я не хотела бы жить в доме, ничем не отличающемся от множества других домов, выросших как грибы в чистом поле в период вступления в Европейский союз, породивший страшное слово «евроремонт». А деревни-призраки, которых мы не видели, но о которых стала рассказывать Наташа, это примета времени. У нас возле главных магистралей можно увидеть разваливающиеся длинные здания скотоводческих ферм, разрушенные силосные башни, в поселках целые улицы заброшенных домов, а чуть подальше от центра также стоят опустевшие деревни и хутора-призраки. В противовес этому приятно было видеть здесь рассыпанные по склонам холмов селения, расположенные по берегам рек базы отдыха, состоящие из трех и более сборных финских домов гостиничные комплексы, которые можно угадать по оформлению. Все радовало глаз. И даже растерзанный ветрами на развилке дорог синий киоск, от которого осталось только две стены, обклеенные когда-то изнутри зелеными обоями, бетонные ступеньки и фундамент, на котором он стоял, скорее, вызывал ностальгию. У каждого из нас был свой любимый киоск детства с самым вкусным мороженым на свете.

К вечеру стало еще морознее, и с неба стали падать сухие крупинки снега.

– Мы уже почти на месте, – сообщила мне Наташа после недолгого совещания со Слави. – Предлагаю остановиться у этого кафе и перекусить, – сказала она и затихла в ожидании. Как и все остальные.