Виктория Ледерман - Первокурсница

– Ты точно знаешь? – прошептала я.

– Абсолютно! Ты поймешь, когда это произойдет. Ты его узнаешь.

– Но мне хочется, чтобы это был ты…

– А это и буду я. Только внешность будет другая, имя, профессия. Сейчас это сложно, но однажды ты поймешь. Поверь мне. И кошмаров у тебя больше не будет.

– Почему?

– Потому что я обязательно вернусь и освобожу тебя. Разрежу все твои веревки. Я тебе обещаю.

Я кивнула, хотя действительно не совсем понимала его. Кирилл погладил меня по голове, как маленькую. Я уткнулась носом в его рубашку и притихла.

– И ты мне пообещай, – спустя некоторое время проговорил он.

– Что?

– Что тоже вернешься ко мне. Я хочу быть твоим отцом. А то что же получается? Дочь есть, а подать стакан воды на последнем вздохе некому, – свел все в шутку Кирилл. Я улыбнулась и стакан воды подать пообещала.

Мы вновь поставили чайник, вытерли с пола кофейное озеро и опять уселись за стол друг напротив друга. Я чувствовала себя спущенным воздушным шариком. Была такая обессилевшая и опустошенная, что даже не могла понять, хорошо мне или плохо.

– Двадцать пятого Настя хочет устроить небольшой праздник, – заговорил Кирилл. – Женьке месяц стукнет. Приходи.

– Я двадцать пятого в санаторий уезжаю.

– В санаторий? Это хорошо, отдохнуть тебе не мешает. Сама на себя не похожа.

Я благоразумно умолчала об истинной причине этой поездки. Пусть думает, что убедил меня насчет Геныча. Но я-то знаю, что еще не все потеряно. Мы еще посмотрим, кто кого!

Провожая меня до двери, Кирилл подал мне пуховик и сказал:

– Саш, тебе, конечно, очень идет короткая стрижка и этот цвет…

– Но?

– Когда волосы отрастут, не стриги их, пожалуйста. И не крась.

– Почему?

– Я соскучился по той девчонке, – признался он.

– Посмотрим, – улыбнулась я и отбыла домой.

Весь следующий день я посвятила разборке гардероба и упаковке багажа в свою небольшую спортивную сумку. Мне предстояло провести в санатории десять дней, два из которых я должна так блистать, чтобы затмить символ чистоты и непорочности – «Лельку». Нужно собрать всю тяжелую артиллерию и разгромить колебания Геныча, не оставить камня на камне. Я ни секунды не сомневалась, что меня ожидает победа в неравной битве. Была уверена в своих силах и в непременном мужском вероломстве. Ну и что, что он отказал мне вчера? Это ничего не значит. На чувстве долга отношения строиться не могут. Да и чувство вины, конечно, примешивается из-за ее болезни. Добрый, блин! Сердобольный.

Перетряся все свои мало-мальски приличные шмотки, я осталась недовольна. С джинсами и короткими юбками порядок, майки и топики тоже есть, новый классный джемпер в наличии. А вот с халатами беда. Один толстый, махровый, в нем только из бани выходить и кутаться, когда отопление выключают. Никак не подходит для романтических свиданий. К тому же весь в затяжках от кошкиных когтей. А второй слишком простой, ситцевый, выцветший. В нем можно выйти только к мусоропроводу, и то если на лестнице нет соседей. Мне нужен новый короткий халатик, чтобы небрежно прогуливаться в нем по коридору мимо нужной комнаты. И еще купальник для бассейна, симпатичный и в меру открытый. Пусть неискушенный Геныч попробует вырваться из моих коготков!

Я достала свою заначку, накинула пуховик и помчалась ловить маршрутку. Прежде чем пускаться в приятное путешествие по рыночным рядам, забежала в магазин «Игрушки», приобрела огромного белого зайца для своей сестрицы Евгении, потом отвезла его и вручила Насте. И впервые решилась посмотреть на младенца. С минуту я стояла, склонившись над кроваткой, и ревниво искала на мордашке спящей крохи черты Кирилла. Наконец решила: «Не похожа!» – и, удовлетворенная, полетела по своим делам.

В маршрутке я повстречала Горохова с такой же спортивной сумкой, как у меня.

– Никак тоже на отдых собрался, – поприветствовала его я, пристраиваясь рядышком на сиденье. – На автовокзал едешь?

– Не, на железку. В Питер отчаливаю, – похвастал Горохов.

– Класс, – одобрила я. – К родне? Или по путевке?

– В питерский вуз переводиться хочу. В СПбГАТИ. На актерское.

– А что это такое – СПбГАТИ?

– Академия театрального искусства.

– Бросаешь нас, значит? – огорчилась я.

Просто удивительно, как я к нему привыкла за последнее время, даже жалко расставаться. Но, конечно, с иняза ему надо бежать, пока его с треском не выперли. А в театральной академии ему самое место.

– Пока не бросаю, все разузнать хочу. Летнюю сессию с вами сдавать буду. Мне за стенами института никак нельзя оказываться, мне девятнадцать уже. Только переводом. Да еще с потерей курса. Но лучше потерять год, чем заниматься нелюбимым делом.

– Зачем же ты к нам поступил?

– Наивная ты женщина, Александра Парамоновна! Надо было срочно студентом стать, чтоб в армии не оказаться. А сразу в Питер ехать не мог, проблемы в семье были.

– Как же ты английский сдал? – удивилась я.

– Не скажу, – хмыкнул Борька. – Возможность была.

Вот как люди умеют хорошо устроиться, позавидовала я. Возможность у него была. А у меня на все про все единственная возможность – тщательная подготовка. И надежда только на свои силы и внутренние резервы. Почему такая несправедливость?

Выяснив, что до поезда у Горохова целых два часа и выехал он раньше от скуки, я уломала его пойти со мной в торговый центр неподалеку от вокзала в качестве независимого эксперта. В его задачу входило помочь мне правильно выбрать сногсшибательный вариант наряда для полного и окончательного совращения самца. Должен же он соображать, что́ может подействовать на мужчину и вызвать неукротимый всплеск эмоций.

Через час метаний по отделам женского белья взмокший от жары и возложенной на него ответственности Борис остановился на одном откровенном наряде, заверив меня, что, если бы он увидел его на мне, у него начался бы необратимый процесс. Какой именно, я уточнять не стала и не колеблясь выложила за купальник и мини-халатик сумасшедшие деньги. В порыве благодарности я проводила Горохова на вокзал и посадила на питерский поезд. Борька отчалил навстречу своим великим мечтам.

Вернувшись с перрона в зал ожидания, я задержалась у расписания пригородных поездов. Сегодня должна была приехать мама, отгулявшая свой медовый месяц по всем правилам, и я хотела глянуть, в какое время ее ожидать. Выяснив, что встреча произойдет уже дома, так как поезд приходит в 21:10 по Москве, то есть в 22:10 по-нашему, я повернулась было, чтобы топать к выходу, и остолбенела. Я вдруг поняла, что чувствует рыба, выброшенная на лед из уютной и родной полыньи. В двух шагах от меня, в редкой толпе возле расписания, стоял один из бандюг, которые устраивали нам с Янкой пир с «шашлыками». Наши глаза на секунду встретились, и по вспыхнувшему в его зенках огню я поняла, что он меня узнал. Ледяная волна ужаса прокатилась по позвоночнику, и мгновенно похолодели кончики пальцев. Появилось ощущение полной остановки сердца.