Анатолий Грешневиков - Дом толерантности (сборник)

– Почему селяне пытались заступиться за священника?

– Более душевного человека, чем Алексей Петрович, я не знала. Его любили в селе все. Где горе – там он. И не зовут – сам придет, постарается сделать так, чтобы развеять печаль, чтобы легче было пережить беду. Никого насильно в веру не обращал. Жалел людей. А уж такой трудолюбивый был! И матушка у него хорошая женщина была. Детки замечательные. Два сына и две дочери.

– Что стало с детьми?

– Дочери замуж за священников повыходили. Старший сын Петр Алексеевич был самым образованным. Но, правда, очень уж горделивый. До того, как его арестовали, он часто приходил на заседания сельсовета, активно там выступал. Однажды моя мама пришла с такого заседания и сказала, что Петра Алексеевича голоса лишили. Я не знала, что такое «голоса лишить». Побежала все рассказать матушке Варваре Петровне. А та хладнокровно заметила: «Да и к лучшему это. Помолчит, а то все высовывается со своим языком». Другой сын священника – Николай Алексеевич выучился на агронома и уехал жить в Углич. К нему потому матушку увезли, там она и доживала свой век. После ареста Алексея Петровича дом конфисковали под избу-читальню. Матушке разрешили жить в отдельной маленькой комнатке. Имущество распродавали с торгов в Звенячеве. И корову, и лошадь тоже забрали. Когда в село пришла весть, что наш священник погиб на лесозаготовках, мы отслужили в церкви службу по нему. Народ опять плакал. Кстати, плакал он и тогда, когда колокола сбрасывали. Самый большой из них не разбился, только наполовину в землю ушел.

Перед тем как попрощаться с Валентиной Петровной, я достал газету с публикацией списка реабилитированных священников. В них значилась фамилия Алексея Петровича Капорского и его сына Петра. Время доказало их невиновность перед страной и земляками.

Валентина Петровна прочла молча и горькие слезы неудержимо потекли из ее глаз по морщинистым щекам. То были слезы обиды и горя. Загублена жизнь священника, пользующегося глубокой любовью и уважением среди односельчан. Разрушен его дом, церковь. И лишь память людская остается незатоптанной, кровоточащей и призывающей нас к милосердию и созиданию.

Коллективизация в районе, как и в целом по стране, прошла тяжелым кровавым катком по судьбам многих крестьян. Чтобы понять, как проходила коллективизация и какие она дала результаты, я неделями и месяцами просиживал в архивах. Неоценимую помощь в подборе материалов мне оказывала заведующая Борисоглебским архивом Лидия Павловна Седова.

А началась коллективизация в России с решений XV съезда ВКП (б), состоявшегося в Москве в декабре 1927 года. Этот съезд вошел в историю, по мнению большевиков, как аграрный, ибо на нем наметился коренной перелом в развитии деревни. Суть его была простой – перейти от мелких крестьянских хозяйств к созданию крупных сельхозпредприятий.

Я читал материалы партийного форума и удивлялся: в них ставилась задача не разорять кулаков, не отнимать и делить, а создавать добровольные коллективные хозяйства путем убеждений и показа положительных примеров работы созданных колхозов. Резолюция съезда так и гласила: «Где выход для сельского хозяйства? Национализированная промышленность должна и будет развиваться ускоренным темпом. В этом гарантия нашего продвижения к социализму. В этом гарантия того, что будет, наконец, индустриализировано само сельское хозяйство. Где же выход? Выход в переходе мелких и распыленных крестьянских хозяйств в крупные и объединенные хозяйства на основе общественной обработки земли, в переходе на коллективную обработку земли на базе новой, высшей техники. Выход в том, чтобы мелкие и мельчайшие крестьянские хозяйства постепенно, но неуклонно, не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения объединять в крупные хозяйства на основе общественной, товарищеской, коллективной обработки земли с применением сельскохозяйственных машин и тракторов, с применением научных приемов интенсификации земледелия. Других выходов нет. Без этого наше сельское хозяйство не в состоянии ни догнать, ни перегнать наиболее развитые в сельскохозяйственном отношении капиталистические страны».

На первый взгляд, это безобидный документ. Но лишь на первый взгляд. Мне не по душе идея ликвидации мелких крестьянских хозяйств лишь потому, что они мелкие и оттого не могут догнать и перегнать капиталистов. Зачем кого-то догонять? На какие научные данные опираются политики, решившие, что мелкие хозяйства трудятся на земле хуже коллективных? И вообще, почему бы не оставить в покое кулаков? Пусть они живут своей жизнью, а крупные – своей, история рассудит, кто из них более эффективен, бережлив, предприимчив. Возникает десяток вопросов, ответы на которые звучат не в пользу коллективизации.

В одном из ярославских архивов мне попалась на глаза любопытная статья в «Земледельческой газете» от 1845 года, в которой мой земляк, крестьянин-кулак из села Сущево Михаил Юрьев поделился опытом выращивания картофеля. Эти размышления свидетельствуют о том, что мелкие крестьянские хозяйства вполне конкурентоспособны. Если не ломать их уклад жизни, они в состоянии производить качественный сельскохозяйственный продукт, причём в таком большом количестве, что его можно продавать за границу.

Михаил Юрьев пишет: «Разведение картофеля в поле идет у нас по всей губернии, а паче в нашем уезде. Есть из наших мужиков такие, что даже бросили овес и садят картофель, и выводят его очень прибыльно. Вот примером сказать в селе Опольневе Алексей Павлов садит его каждый год по 70 кулей (630 пудов и бывает у него в сборе сам-5 с лишком, кулей по 350 и более). Употребляют у нас картофель разно. Кроме своего домашнего обихода на харчи и на корм скоту, продают целиком помещикам на винокуренные заводы. Старательные хозяева переделывают его в муку и продают гораздо выгоднее. Сырая мука идет на паточные заводы, паточным делом ныне занимаются многие здешние крестьяне и производят много патоки. Опольнинский Алексей Павлов один выделывает по 500 и более пудов этой патоки и сбывает ее очень выгодно в городах на всякие сахарные варенья. Совсем уже обделанной чистой сушеной муки картофельной отсюда вывозят в Москву и Петербург и по другим городам многие тысячи пудов».

Для большевиков опыт борисоглебских кулаков Михаила Юрьева и Алексея Павлова ничего не значит. У них подход к деревне не научный, исторический, а чисто политический. Во имя построения социализма необходимо лишить кулаков собственности, загнать всех в колхозы, а затем командовать ими в интересах партии. Несмотря на тот факт, что в материалах съезда нет намека на репрессивный характер создания колхозов, наоборот, речь шла о политике убеждения словом и примером, но меня смутило в них одно-единственное слово «неуклонно». Под понятием «неуклонно объединять мелкие хозяйства в крупные», конечно же, подразумевалась бескомпромиссная борьба с зажиточными, самостоятельными крестьянами, а также с кооперативным движением.