Дмитрий Собына - Непокоренный «Беркут»

Напившись воды, Иван расслабленно сидел на грязном бордюре. От усталости предательски дрожали ноги, а сердце пыталось выломать ребра и выскочить из груди. Тяжело дыша, он, наконец, более-менее спокойно мог осмотреться. Яркое, по-весеннему уже теплое солнце заливало все вокруг нежным светом, и так приятно было греться в его лучах. Если закрыть глаза и отрешиться от взрывов и криков, несшихся со стороны перекрестка, казалось, что и нет этого кошмара, а сидишь на лавочке возле дома, ожидая, когда из подъезда выйдет жена с дочками. Иван открыл глаза, возвращаясь в жуткую реальность. Водомет со спущенным колесом, стоящий недалеко от бойца, обступили несколько человек, рассматривая дырки в корпусе, из которых тонкими струйками вытекала вода. На мокрых бордюрах, подложив щиты, сидели уставшие, грязные и злые милиционеры, пользуясь мгновениями передышки. Во рту опять пересохло, и Иван встал с холодного камня поискать воды. Сердце перестало гупать в груди, как барабан рок-музыкантов, и жить стало веселее, несмотря на происходящее вокруг. С водой у силовиков было тяжело. Иван нашел пустую баклажку и подошел к вырванным дверям подъезда. Подъезд был проходной, с той стороны был виден двор. Возле выхода его чуть не сбили несколько «беркутов», несущие носилки, на которых болталось окровавленное тело в камуфляжной форме. Боец посторонился, пропуская раненного. Поначалу он не узнал того, кто лежал на носилках. Окровавленное лицо, с которого свисают лохмотья кожи, с уголка рта тянулась кровавая слюна, неестественно вывернутый сломанный нос и немного надорванное веко, в уголке был виден белеющий глаз. На голове кожа была сорвана вместе с волосами. Создавалось впечатление, что с бойца снимали скальп. Иван заметил знакомый камуфляж и, присмотревшись, ахнул:

– Васильков!? Владислав Васильевич! Он схватил его за руку.

– Братан, ты нам только мешаешь. Знаешь его? – поинтересовался один из несущих носилки. Поверх камуфлированного бушлата у него была надета безрукавка с синим крестом на спине – медик.

– Передохнем? – спросил боец слева, весь в грязи вперемешку с кровью. Они поставили носилки и раненный застонал, пытаясь подняться.

– Лежи, лежи. Все нормально, – успокоил его фельдшер.

– Что с ним произошло? – задал вопрос Иван стоящему возле него милиционеру.

– Во дворе они напоролись на радикалов. Мы, когда подскочили, один отбивался, а этого человек шесть месили всем, что под рукой было. Нас как увидели, разбежались.

– Никого не догнали?

Милиционер отрицательно покачал головой.

– Как его фамилия, имя и отчество? – поинтересовался медик, указывая глазами на раненного. В руках он держал блокнот и ручку.

– Васильков Владислав Васильевич, командир роты, капитан, – быстро выпалил Иван. От волнения он забыл, что Васильков еще пока заместитель командира роты.

– Воды, – разбитыми губами попросил раненный.

– Сейчас. Понесли! – отдал команду фельдшер, пряча блокнот в карман и подхватывая носилки.

Иван вспомнил, что ошарашенный увиденным, забыл даже спросить о самочувствии товарища.

– Как он? – крикнул он вслед удаляющимся бойцам. Последний неопределенно пожал плечами.

Васильков выжил. Ему наложили четырнадцать швов, самый короткий из которых был пять сантиметров. Из Киева он самостоятельно с другими такими же раненными добирался домой. Скрываясь от своеволия боевиков, опьяненных своей безнаказанностью, одетый в спортивные штаны, свитер и тапочки из больницы, пересаживаясь с одного автобуса на другой, он ехал домой два дня. Раны зажили, оставив на теле шрамы, но более глубокие шрамы остались в душе.

Постояв еще немного, смотря вслед раненному, расстроенный происходящим Иван прошел через подъезд и оказался в тихом, спокойном дворике. Он, наученный рассказом, с настороженностью осмотрелся. Радикалов вроде не было, недалеко стояли несколько человек с видеокамерой, в оранжевых касках на голове – журналисты. Увидев бойца, один из них навел на него камеру. Журба отрицательно помахал головой, прикрывшись щитом. Второй что-то сказал ему, и камера опустилась вниз. Спецназовец настойчиво постучал в окно на первом этаже. В окно выглянул пожилой мужчина. Милиционер поднял пустую баклажку, показывая жестами, что хочет пить. Мужчина отрицательно покачал головой и задернул штору. Безрезультатно постучав еще в несколько окон, боец возле подъезда увидел старушку, сидящую на лавочке.

– Здравствуйте! Вы из этого подъезда? – поинтересовался Иван.

– Что, водички набрать? – спросила бабушка, увидев в руках милиционера пустую бутылку.

– Ага.

Старушка, кряхтя, поднялась с лавочки и постучала в окно. Из окна высунулся молодой парень в майке.

– Тарасик, набери води хлопцеві, – передала она бутылку.

– Там біля дверей ще одна стоїть, ти її теж набери, – уже в пустое открытое окно кухни крикнула бабушка.

– Что же это творится? – задала она вопрос Ивану, кивая в сторону столба дыма и взрывов на Институтской. Он в ответ пожал плечами. Выглянув из окна, Тарас передал бойцу две полных баклажки. Милиционер не смог удержаться и приник к горлышку одной из них. Он жадно глотал воду, проливая драгоценные капли на бронежилет, блестевший пластиной там, где прошлась саперная лопатка радикала.

– Спасибо! – поблагодарил он старушку.

– Хай бог вам допомагає, – перекрестила она бойца. Подхватив бутылки, Иван, гремя щитом, побежал обратно. Выскочив на Институтскую, он увидел, что командир строит их подразделение. Боец быстро встал в строй и к нему сразу потянулись жадные руки.

– Дай водички попить, – просили товарищи.

Он отдал начатую бутылку Гене, а вторую, не глядя, всунул в чьи-то руки.

– Куда собираемся? – задал вопрос Иван.

– Пойдем в обход, зайдем с другой стороны, – ответил Гена, передавая дальше баклажку с водой.

Нестройной толпой спецназовцы пошли назад по Институтской и свернули на Липскую. По дороге Иван рассказал товарищам про Василькова и увидел на их лицах мрачную решимость отомстить за него, руки крепче сжали палки и щиты. Чем дальше они уходили от Институтской, тем меньше все напоминало про столкновения. Мирная жизнь, чисто и свежо, правда, количество машин возле подъездов уменьшилось, владельцы поубирали своих железных коней, наученные горьким опытом других. Выйдя на Шелковичную, «Беркут» быстро пошел в сторону Институтской. Навстречу им попадались небольшие отряды вооруженных радикалов, которые при виде силовиков бросались бежать, пре дупреждая товарищей громкими криками: «Беркут идет! Беркут!». Спецназовцы перешли на легкий бег, вперед выдвигались те, у кого были щиты. На перекрестке их уже ждали, предупрежденные бегущими впереди глашатаями. В щиты полетели камни, разбились несколько бутылок с «коктейлями Молотова». В ответ полетели остатки гранат и раздались выстрелы помповых ружей. Не давая радикалам опомниться, «Беркут» пошел врукопашную. Иван врезался в ряды обороняющихся одним из первых, махая палкой и раздавая «приветы от Василькова» налево и направо. Над свалкой дерущихся стоял крик, стон и маты. По Институтской вперед пошли ряды силовиков. Вэвэшники шли в бой, громко стуча по щитам, создавая дополнительный психологический эффект. В рукопашной, как всегда, победа досталась «Беркуту», и сломленные боевики, бросая щиты и палки, бросились бежать. Бойцы догоняли их, сбивали на асфальт. Иван тоже побежал вперед, его немного покачивало и мучила одышка. Он во время боя успел получить битой по шлему от одного из боевиков, о чем тот несколько раз пожалел. Журба еще помнил его удивленные глаза, когда он увидел рукоятку тонфы, летящую ему в лицо. Бежать приходилось через силу, нельзя останавливаться и дать закрепиться радикалам на новом месте, надо гнать их до самого майдана. Постепенно Иван начал задыхаться и с бега перешел на быстрый шаг. Мимо пробегали молодые крепкие вэвэшники, с оскаленной головой тигра на шевроне.