Юрий Серов - Главные вещи

Мария Викторовна рассадила нас по стульям, каждому вручила задание, засекла время, а спустя пару минут благодарила дядю Сашу за грамотных первоклассников.

– Молодцы, – похвалила директриса. – И читают быстро, и считают хорошо. Ещё и спортсмены небось?

– Пловцы, – не покраснев, соврал дядя Саша.

Мы с Кириллом удивились. Плавать ни он, ни я не умели.

– Александр Евгеньевич, принимаю обоих в класс «а». Первого сентября ждём на встречу. Ваш классный руководитель – Татьяна Владимировна Алексеева.

– Спасибо, Мария Викторовна. Большое спасибо. Всего доброго.

– Всего доброго, Александр Евгеньевич. До свидания.

Вот и всё: закончилась свобода, думал я, прыгая через две ступеньки. Спустя три дня она действительно закончилась: дядя Саша записал меня и Кирилла в бассейн. Не захотел выглядеть вруном перед директрисой.

С первого сентября день расписали чуть ли не по минутам. Утром – зарядка, душ, завтрак, школа; днём – обед, час отдыха, три часа плавания; вечером – ужин, домашние задания и полчаса телевизора перед сном. Мы с Кириллом завывали от усталости, злились, но не спорили. Бассейн, так бассейн. В летние каникулы отдохнём.

Но у дяди Саши оказались другие планы. Отправив бабу Тому в санаторий на лечение, он заговорщицки подмигнул, загрузил в «Ладу» казан, сковородку, удочки, пачки соли, палатки, ружьё, футбольный мяч и увёз сыновей в турне по Уралу.

Два месяца мы жили дикарями на берегу реки, питались жареной рыбой, ухой, зайчатиной, бродили по лесу в поисках грибов и ягод, плавали, наслаждаясь тишиной и покоем, а вечерами гоняли в футбол, топча босыми ногами серый уральский песок. Когда темнело, разводили костёр, готовили еду, а дядя Саша травил байки, играл на гитаре бардовские песни или припоминал интересный случай из молодости.

Те два месяца надолго отложились в памяти. Частенько, уже вернувшись домой, я лежал на кровати, слушал сопение младшего и представлял искры костра, сладковатый вкус рыбы и загорелое лицо дяди Саши. В том походе я впервые назвал его папой. Вырвалось как-то непроизвольно, я даже испугался, а он весь съёжился, ожидая подвоха, взглянул с опаской.

– Папа, – только и смог выговорить я.

Мы обнялись, крепко-крепко, как родные, походили по остывающему песку, полюбовались закатом и разошлись по палаткам. В ту ночь ни он, ни я не сомкнули глаз. Я слышал, как отец ворочается в соседней палатке, вздыхает, и сам тоже не мог уснуть. Тяжело засыпать после феерических ощущений: не каждый день люди становятся близкими. Мы и не смогли заснуть. Выбрались, оставив Кирилла в мире сновидений, подкинули в затухающий костёр дровишек и уселись.

– Ты даже не представляешь, как приятно слышать такие слова, – поделился впечатлениями родитель. – Папа… Каждый мужик мечтает, чтобы его назвали папой… Я и не мечтал уже.

– Почему?

– Как тебе сказать… – Он почесал отросшую густую бороду. – Мы с женой когда поженились, грезили, что родим ребёнка – сына или дочь – не важно, кого. А в результате четыре года промучились, жена забеременеть не могла. Думали, что что-то с ней, а оказалось у меня… Простудил в юности… Лечился около полугода, потом заново попробовали… Дальше ты знаешь: про жену, про дочку.

– А почему снова не женились?

– Не хочу. Врачи сказали, что я бесплоден, своих детей у меня не будет. Зачем я женщине жизнь ломать стану?.. Нет, Егорка, так не надо делать.

– Но мы же тебе чужие.

– Нет, сын мой, вы мне теперь роднее всех на свете. Я для вас чужой, а вы мне родные: и ты, и Кирилл.

– А разве чужие дети могут стать родными?

– Кому-то и родные становятся чужими, а кому-то и чужие в радость… Тут от людей многое зависит. Нужен ему ребёнок или не нужен – каждый решает сам.

– А мы тебе нужны?

– Вы – нужны. Я вас очень люблю.

Во втором классе я учился один. Кирилл, подхвативший в конце августа вирусную инфекцию, провалялся три месяца в больнице, балансируя между жизнью и смертью, сутками спал, не приходя в сознание, и врачи не дали добро на возвращение брата в школу. Отец перевёз его домой, и они с бабой Томой по очереди ухаживали за ним, отпаивая чаем, настойками, натирая мазями от пролежней; и постепенно Кирилл поднялся на ноги, начал ходить – сначала понемногу, от кровати до туалета, потом больше, а через два месяца нашёл в себе силы возобновить тренировки в бассейне.

Плавать, надо сказать, мы научились здорово. На первых порах барахтались топорами, падали камнем на дно и никак не могли понять, как держаться на воде. Тренер ругался, объяснял заново, показывал, и два топора кое-как поплыли. День за днём, тренировка за тренировкой, – появилась уверенность, скорость. Вода становилась родной стихией, успокаивала, и два брата рвали и метали, пытаясь уложиться в нужное время. Хотелось хороших результатов, хотелось порадовать отца и бабушку, а может просто хотелось доказать самим себе, что кое-чего умеем.

Через месяц Кирилл плавание бросил. Объявил за ужином, что не хочет ходить в бассейн, а собирается записаться на вокал. Все застыли в неестественных позах, удивившись странному выбору мальчишки, но никто не бросился его отговаривать. Кирилл каждодневно разминал голосовые связки, напевая нелепые сочетания звуков и букв и доводя меня до истерического хохота, разучивал аккорды на отцовской гитаре, а на мои уговоры о возвращении на тренировки ответил категорическим «нет». Так закончились наши общие с братом интересы. Дороги жизни разбросали по разным стихиям.

Весной отец устроил нам сюрприз. Купил билеты на поезд и повёз по главным российским городам: Москве и Санкт-Петербургу. Мы побывали на Красной площади, погуляли по Арбату, послушали бардов, прошлись по Невскому проспекту, любовались Невой. В той поездке я впервые в жизни наелся до отвала мороженого и разных вкусностей, каких в Новом Уральске никто никогда и не видывал, и пообещал, что обязательно приеду сюда снова. Когда-нибудь, но приеду.

Обратно тряслись в дешёвом плацкарте. Прогуляли всё, что можно было прогулять, но отца не упрекали. Он показал нам тогда другую Россию. С большими улицами и толпами туристов, с забитыми прилавками и яркими неоновыми вывесками, с мрачным метро. В восемь лет не у каждого есть такая возможность. Нам, к счастью, повезло.

Второй класс я окончил со всеми пятёрками. Баба Тома день и ночь заставляла решать упражнения, складывать и вычитать цифры, зубрить таблицу умножения, проверяла домашние задания и оценки в дневнике, еженедельно посещала классного руководителя и даже записалась в родительский комитет. Так я вынужденно перевёлся в разряд отличников. Корпел над книгами и тетрадками и расслаблялся только на стометровке. Забывал обо всём на свете, плыл, плыл и плыл, упорно стремясь к поставленной цели, и в мае дождался похвалы от тренера.