Станислав Сенькин - Афонские рассказы

И правда – в монастыре ему стало легче. Женщин здесь не было, пост и постоянное недосыпание делали свое дело. И самое главное – помогала молитва, которой учил Марчела игумен. Старец говорил, что молитва – главное лекарство для души: «Молись непрестанно. Когда работаешь, когда поешь на клиросе, когда ешь – молись непрестанно. Если будешь так делать, с годами придет навык. Тогда и во сне будешь молиться. Если в сердце твоем поселится непрестанная молитва, демоны не смогут и близко к тебе подойти, как волки к огню».

Марчел пробовал молиться непрестанно и старался не забывать об этом основном завете святых отцов, но пока что у него ничего не получалось. Мало того, что блудные помыслы продолжали его мучить, к ним прибавилось множество других помыслов. Когда он стоял на молитве или пел в храме, его ум смущался от обилия совершенно ненужных мыслей. Наконец он ясно понял, что не является хозяином самому себе. Помыслы быстро осаждали его ум, как неохраняемую крепость, врывались в его голову, устраивая там разбойничий вертеп.

Братья говорили, что это, в общем-то, нормальное дело. Даже опытные монахи часто блуждают в своих помыслах во время молитвы. Но Марчела не могли успокоить их слова, у него появилось чувство вины, которое все росло по мере того, как он пытался побороть свои помыслы. От этого Марчел становился с каждым месяцем все более угрюмым. Игумен скита решил не утешать послушника, рассудив, что столь серьезный подход к борьбе с помыслами рано или поздно обязательно принесет свои плоды.

Когда Марчел говорил духовнику на исповеди о своих помыслах, они отступали на какое-то время, но потом начинали мучить его с новой силой. Послушник стал частым гостем в монастырской библиотеке и прочел много святоотеческих книг на эту тему, пытаясь разобраться в том, что с ним происходит. Но вместо этого он еще больше запутался. Он пребывал в смущении и сомнениях.

Марчел, бывало, подходил к игумену по несколько раз за день, из-за чего по скиту начали ходить слухи, что Марчел доносчик. Хотя тот, согласно с писаниями святых отцов, просто исповедовал духовнику свои помыслы.

И вот однажды во время такой исповеди между игуменом и послушником произошел важный разговор. Марчел увидел, как старец прогуливается в оливковом саду, понурив голову, подошел к нему и принял благословение:

– Отче, меня страшно донимают нечистые мысли, они не только мешают мне думать о святых вещах, но и отравляют все мое существование. Вы об этом прекрасно знаете, я исповедую вам помыслы не первый месяц! Но я не получаю никакого облегчения, хотя святые отцы пишут, что исповеданный помысел более не должен мучить послушника. Как же это понимать? Неужели я делаю что-то не так?

– Нет, чадо! Все верно, ты правильно делаешь, что исповедуешь помыслы. – Игумен похлопал его по плечу. – Не унывай… – Игумен улыбнулся и, опираясь на старый посох, побрел к калитке.

Но Марчел не успокоился, а пошел вслед за игуменом и опять спросил:

– Но тогда почему я не пребываю в покое, как пишут святые отцы, а продолжаю смущаться и скорбеть?!

Игумен остановился и задумался:

– Марчел! Быть может, пока Богу угодны твои терзания и мучения больше, чем покой. Надо терпеть… Как знать, может, Господь желает, чтобы ты сейчас мучился, чтобы, когда придет освобождение, ты ценил его и понимал, Кому ты этим обязан.

– Конечно… – Послушник нахмурился. – Выходит, я не понимаю святых отцов. В одной книге так написано, в другой – совершенно иначе. Быть может, мне вообще не следует их читать?

Игумен рассмеялся:

– Эх, Марчел, я состарился в монашестве, да и то не дерзаю думать, что понял все, чему учат отцы. Но читать надо. Правда, не все подряд. Сейчас тебе лучше почитать преподобного Кассиана Римлянина. Чтобы правильно духовно развиваться, лучше спрашивай у меня, что читать. Пока ты молод, тебе нужно духовное млеко, а вот когда придешь в меру возраста Христова, тогда будешь питаться и твердой пищей.

– Хорошо, отче… – Марчел выглядел беспомощным и даже жалким. Было видно, что послушник близок к унынию – матери всех страстей.

Игумен тяжело вздохнул, погладил длинную седую бороду и неожиданно сказал:

– Вот что! Тебе нужно сходить к нашему старцу Дионисию. Только отправляйся туда с самого утра и обязательно иди пешком. После литургии поешь и сразу иди; к вечеру, Бог даст, дойдешь. Расскажи ему о своем смущении и попросись пожить у него несколько дней.

У старца Дионисия Марчел уже бывал. Старец был опытным и мудрым человеком, настоящим подвижником; таких звезд на небосклоне Афона сияло немного. Если игумен направляет его к старцу, значит, дело серьезное. Только вот почему пешком?

Марчел стал прикидывать в уме маршрут. «Ого! Путь неблизкий», – подумал послушник. Он посмотрел в глаза игумену:

– А если старец меня не примет? Я имею в виду, не разрешит остаться на несколько дней.

– Тогда возвращайся в Продром.

– Тоже пешком?

Игумен улыбнулся:

– Необязательно. Как Бог даст!

– Хорошо, отче, тогда я пойду на кухню, попрошу брынзы, хлеба и лука. Благословите?

– Конечно, иди.

Послушник почти вылетел из сада и вприпрыжку побежал на кухню. Завтра ему предстояло настоящее путешествие. Келья старца Дионисия находилась почти возле Карей, в середине Афона, а Продромос стоял на самом краю полуострова. Мозоли на ногах были ему обеспечены.

Но тем не менее Марчел радовался: игумен, наверное, хотел утомить послушника долгим переходом, потому что помыслы меньше действуют, когда плоть ослаблена. Заодно он немного развеется, и хуже ему от этого точно не будет, потому что благословение игумена хранит послушников, да и цель его похода была благая – посоветоваться со старцем, который был настоящим отцом для всех румын Святой горы, да и не только для румын.

После вечерней трапезы Марчел пошел на берег полюбоваться закатом и помолиться. Он любил перед повечерием гулять по берегу, смотреть на шумящее море и творить Иисусову молитву.

Игумен рассказывал, что в этом самом месте, еще в пятом веке до Рождества Христова, персидская армия, через Геллеспонт вторгшаяся в Грецию, попыталась захватить северное побережье Эгейского моря. Но была вынуждена вернуться обратно: здесь во время бури погиб персидский флот – около 300 кораблей и двадцать тысяч человек. Такие бури у берегов Афона не редкость, бывают они и до сих пор. Это был огромный флот с припасами, снаряжением и продовольствием, он сопровождал сухопутное войско. Персам удалось подчинить прибережные греческие города, южные фракийские племена и остров Тасос; покорность обнаружил и македонский царь Александр. Но там, где сейчас стоял Марчел, в те древние времена поднялась «фортуна» – сильный южный ветер – и прибила корабли прямо к крутому берегу. Жители эллинского Афона видели, как барахтались в море персы, а из пучины показывали зубастые пасти огромные акулы, на этот раз заключившие перемирие со своими извечными врагами – спрутами. Вместе они пожирали отчаянно вопящих персидских воинов. Это был настоящий пир чудовищ. Разбушевавшаяся стихия превратила воду в огонь, безжалостно истребляющий корабли. Шторм размалывал палубы в щепки. Все дети, видевшие эту катастрофу, стали мудрее своих сверстников, осознав бессилие человека перед провидением. Тысячи людей поглотила страшная бездна. А тех, кого не съели морские животные, убил холод. Кое-кто все же остался в живых – нескольким десяткам персов удалось закрепиться на утесах. Они проклинали морского дьявола Аримана и благодарили Ормузда за чудесное спасение, но, выкарабкавшись, были тут же схвачены эллинами.