Герман Шелков - Проклятые или как сложилась жизнь людей бросивших своего ребенка. Книга первая

Однажды в отдел, где работал Ду-с, явился директор и сказал, что и отдел, и вообще учреждение закрываются. Статистика теперь государству обходится слишком дорого. Статистические учреждения нужны, но в гораздо меньших количествах. Все сотрудники могут прямо сейчас отправляться домой.

Вернувшись к себе, Ду-с стал пить валерьянку. Он хотел даже напиться вина. Ему было очень страшно за свое будущее. Он не молод и ему нужны средства. А где их искать? Он никогда не думал об этом так, как сейчас. Может быть, только в молодости, но тогда он был уверен в своей личности. Он тогда нравился людям. и это было большое преимущество.

Его дочери нанялись курьерами. Он не расспрашивал их об этом, не выяснял подробности. Но теперь у него появилась такая потребность – ему хотелось спросить у них совета.

Он готов был тоже наняться на курьерскую службу, это дело показалось ему подходящим, поскольку ему нравилось ходить по улицам.

И все-таки он не решился пойти к дочерям, потому что видел, какие они чужие. Родные доченьки!

В самом деле, какой-нибудь незнающий человек сказал бы, что у этих молодых женщин другой отец, а не Ду-с. Они на него не похожи – крупные, с толстыми, тяжелыми ногами, сутулые, в больших некрасивых очках. А Ду-с подтянутый, стройный, спину держит всегда прямо.

Ду-с устроился курьером без помощи своих дочерей, стал много ходить пешком и ездить в общественном транспорте.

Но эта работа оказалась скучной и однообразной, и не такой уж легкой. Ду-с сильно уставал. От усталости он тихо ругался и становился раздраженным.

Он совсем перестал улыбаться из-за усталости. Ежедневные радости – где они теперь?

Ду-с радовался теперь все реже и реже.

Это постепенно убеждало его в том, что светлая сторона его жизни куда-то исчезла. Больше нет удовольствий. И развлечений никаких нет. Одни только однообразие и одиночество.

А вскоре пришла другая беда: Ду-с обнаружил, что постарел. Лицо его изменилось, лицо, которым он гордился, перестало сиять.

Как же это могло случиться?

По его собственным расчетам, стариком он должен был стать только в преклонном возрасте, в девяносто лет. Потому что такие, как он не стареют. У таких, как он всегда сияющее лицо и молодые глаза…

Ду-с вертелся перед зеркалом, как женщина. На его лице появились некрасивые морщины, неровности и пятна. Какое коварство судьбы!

Он был подавлен.

Он не знал, что предпринять. Позади были годы привлекательной наружности, безмятежное время, а что впереди? Неужели плохое настроение и головные боли?

Ду-с этого очень боялся. Из всех бед, свалившихся на него, нынешняя, связанная с лицом, показалось ему особенно чудовищной.

Он пошел в магазин, принес оттуда бутылку вина и до вечера разговаривал сам с собой, жаловался и задавал вопросы.

Он уже не был уверен в своей способности понравиться хорошенькой женщине. Теперь он был уверен даже в обратном. Жизнь, богатая приятными событиями, сложилась у кого-то другого, а не у него. Было время, когда он выслушивал множество похвал, но на этом все и закончилось.

«Неужели это все?» – думал Ду-с.

Вино разжигало в нем нехорошие предчувствия.

Он выпил все вино и вдруг рассердился и забегал по комнате, забыв о том, что прежде он всегда умел владеть собой.

Всю жизнь он старался мыслить предельно ясно, избегая туманностей, а сейчас он думал, что ясность – это очень плохо. Она его пугала. Ему хотелось скрыться в каких-нибудь странных, запутанных рассуждениях и обещаниях.

Но что он мог себе пообещать?

Ду-с услышал за дверью возню дочерей и разозлился еще сильнее. И даже запылал от ненависти.

Схватив ботинок, он выскочил за дверь и закричал: «А! Вот вы где, подлые! Ну, я вас проучу!»

Молодые женщины, однако, ничуть не испугались.

«А! Бей этого гадину!» – закричали они.

Ду-с набросился на дочерей с ботинком, а они били его руками. Ладони их были широкие и тяжелые, как разделочные доски. Ему досталось больше, чем им.

Он кричал, что они ему ненавистны, и уже давно, и, может быть, поэтому дочери подбили ему глаз, повредили губу и исцарапали лицо.

Укрывшись в своей комнате, Ду-с поглядел на себя в зеркало и не смог удержать слез. Его побили родные дочери!

Он еще не знал, что его жизнь теперь станет вовсе невыносимой. Что, живя в одной квартире с дочерьми, он узнает ад.

Выйдя следующим утром из своей комнаты, он прочитал на стене корявую надпись: «Будь ты проклят, гадина!»

Так дочери выразили свою неприязнь и ненависть. Но это было еще не все.

Они внезапно выскочили в коридор и вылили на голову Ду-са прокисший вермишелевый суп, прямо из кастрюли. И тут же снова укрылись за своей дверью.

Их гадкий, противный смех до конца уничтожил в сердце Ду-са слово «дочери». Он поклялся, смывая в ванной жирную, дурно пахнущую слизь, что больше никогда не произнесет этого слова даже всуе. Даже про себя. И даже во сне. Вот как!

С этого дня у него нет дочерей!

Ах, если бы он знал, что вечером на него выльют кастрюлю жидких помоев!

Когда это случилось, он выскочил из дома и в страхе не решался вернуться.

Он бродил во дворе и сидел на лавках, дрожал, качал головой, бормотал и нервно жестикулировал. Ему было невыносимо тоскливо и гадко.

До вчерашнего дня Ду-с ни с кем не дрался. Ни разу в жизни не принимал участия ни в одной стычке, потому что с юных лет насилие было ему противно.

Он не имел никакого понятия об этом. Как можно бить человека, причинять ему боль и унижение?

Вот как он рассуждал всю жизнь.

А теперь он избитый и униженный. И кем!

Оду, посвященную дочерям, он уничтожит, разорвет в клочья. Так он ответит на то, что с ним случилось, хотя, конечно, это его мало утешит. Он хотел бы наказать своих обидчиц страданиями.

«Вот было бы хорошо, если бы их посадили в тюрьму! – подумал Ду-с. – Да, да, чтобы их арестовали и увезли».

От этих мыслей ему делалось легче.

Он дождался, когда в комнате его дочерей погаснет свет, и только тогда вернулся к себе.

Теперь он бросался к двери и прислушивался к шорохам.

Страх перед новым унижением сделал его очень подозрительным. Это было чрезвычайно неудобно, мешало сосредоточиться даже на самых простых, обычных делах.

С юности он стремился к различным удобствам, а теперь лишился даже привычного комфорта.

Впервые побрившись не в ванной, а у себя в комнате, Ду-с выругался: «Это черт знает что такое! Это глупость!»

За дверью было тихо. Дочери ушли на службу.

Ду-с выгладил и надел рубашку. Повязал галстук. Надел пиджак. Сунул ноги в начищенные ботинки.

Он гордился тем, что из прочих курьеров выделяется не только осанкой, но и внешним видом. Всегда аккуратно одетый, выбритый и причесанный. В кармане пиджака – свежий платок и расческа, в другом кармане – маленькая записная книжечка и сувенирный карандаш, чтобы записывать мысли и впечатления.