Ариадна Борисова - Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник)

– …так что на будущий год нам будет тепло и без печки.

– Поздно, Вася. Иди.

У двери он оглянулся.

Аделя больше обычного напомнила ему птенца. Темная обводка вокруг глаз углубилась, нос заострился как клювик, и лишь половинчатая улыбка была ее, Адели, хотя вместо ямочки на левой щеке утвердилась продолговатая тень.

В окне автобуса мимо Василия Игнатьевича катился темнеющий мир. Скрылся околыш заката, туман окутал робко мигнувшие звезды. Наливаясь мраком, хозяйски окрепли зимние сумерки. Мир сужался и гас, истончалась кривенькая, ущербная подковка месяца, пока не исчезла совсем.

Звонок телефона раздался, когда Василий Игнатьевич зашел в дом. Он уже знал, что услышит. Давеча жена сказала «поздно» не о времени дня. Она сказала об операции.

…Не зря упрекнула Аделя: на рабочее место нашелся другой тракторист. Василий Игнатьевич скучал по привычному труду, по товарищам и тосковал по жене. Стал почему-то мерзнуть ночью под двумя одеялами и, чего с детства не бывало, простыл. Всерьез начал подумывать о покупке обогревателя, но поскупился: еще сороковины справлять.

Денис приехал на поминки с полным багажником продовольствия и сунул в карман Василию Игнатьевичу пачку денег. На конфузливые попытки отказа ответил:

– Подвернется работа – понемногу вернешь. А пока, дядь Вась, просьба у меня к тебе: попросили найти вязальщика сетей. Сумеешь смастачить бредень вроде старого дедовского?

– Из конского волоса? – удивился Василий Игнатьевич. – Попробую, если волос достанешь. Может, не забыл дедушкину науку… Но ведь продаются всякие сети по новым технологиям. Да и рыбнадзор запрещает бреднями воду цедить.

– Заказчик – коллекционер, на стенку бредень повесит, – успокоил племянник. – А вздумает порыбачить – лицензию возьмет.

Жесткий, резучий на ощупь волос ссучивался в четверную нить трудно, натирал и жег ладони до ссадин. Размер ячеек Василий Игнатьевич измерял по старинке «перстами»: двуперстная ячея в мотне, крупнее в крыльях. Пальцы неловкие, заскорузлые, еле приспособился связывать узелки Аделиным крючком для плетения кружев.

Понемногу с умением пришла скорость, множились узелки тончайшей ажурной решетки. Василий Игнатьевич как-то незаметно даже запел от радости. Пел почти все время, пока работал над сетью, изредка поглядывая на бормочущий что-то телевизор. Ряд к ряду росла темно-дымчатая сеть. Выглядела не хуже капроновой и качеством была, пожалуй, не хуже. На верхнюю тетиву Василий Игнатьевич нанизал скатанные в трубочки берестяные поплавки, по низу пустил свинцовые грузила. Под мотней кучно, чтобы тяжелая снасть волоклась по дну с силой гусеничного трактора.

К весне готов был девятнадцатиметровый бреденек высотой два метра.

Загадочный покупатель отвалил через Дениса за работу так щедро, что Василий Игнатьевич застеснялся взять.

– Дядь Вась, ты что! – воскликнул Денис, любуясь мягко струящимся в пальцах сетным полотном. – Это же супер и эксклюзив, этим бреднем только и делать, что перед иностранцами хвастаться!

Убедил. Василий Игнатьевич отдал племяннику долг и запасся патронами на несколько лет вперед.

Весна – первая без Адели – пришла бурная, яркая, леса зазвенели от птичьих голосов. Отметились над деревней стрелы гусей, затем потянулись длинными нитями лебеди, и наконец прилетели утки с куликами. Драчливые, шумные, с гомоном, кряканьем, свистом затеяли в водоемах галдящие базары.

Денис с друзьями, конечно, не пропустили весеннюю охоту. Василий Игнатьевич бродил с ними по водным угодьям весь короткий дозволенный срок. Приятели богато добыли чирков, шилохвостей и крякв, хвалились друг перед другом величиной селезней.

Никто не ожидал, что не повезет только самому опытному охотнику. Наставнику, можно сказать. Мазал и мазал старший Тихонький из своего «ижонка» – ни одного попадания. От расстройства даже перепил водки с удачливыми гостями к вечеру последнего дня.

Зрение у Василия Игнатьевича для его возраста было хорошим, очками на плюс полтора пользовался, только когда вязал сети. Легкая дальнозоркость не мешала в прицеле. Осмотрел ружье. Всегда считал счастливой на добычу верную двустволку шестнадцатого калибра, ухаживал за ней по правилам.

Повернул стволы на свет по оси: на внутренних каналах ни царапинки. В чем дело? Может, все же провериться у окулиста? Взял с полки Адели книжку, полистал, чуть отставив: грех жаловаться. Глаза бежали по шрифту бойко, без запинок. Утешил себя – ладно, чего там, бывает «непруха», как Денис сказал… да и суп не наваристый из птицы, исхудалой от перелета… Осенью жирных набью.

В День поминовения Василий Игнатьевич прихватил оставшийся от гостей кусок пиццы, полбутылки красного и пошел на погост проведать своих. Долго сидел на лавочке возле могилы жены. Светлая Аделя смотрела на мужа сквозь стекло фотографии нежно, кротко – сущий птенец…

Василий Игнатьевич не был особо суеверным, но тут в мысли торкнулось: не ты ли, жена, мужнину руку в выстрелах отводила, жалея еще не выведенных птенцов?! Неверующий, перекрестился, вытер кепкой выступивший на висках пот. Вот же ерунда какая в башку стукнула, прости Господи… Аделя, прости.

Удрученный запоздалым сожалением, что за всю такую хорошую жизнь с женой не сказал ей, как сильно он ее любит… любил, Василий Игнатьевич незаметно доел пиццу и прикончил вино. Шел домой опустив голову. Рассеянным кивком отвечал на приветствия и едва не столкнулся на тропинке лоб в лоб с шагающей навстречу женщиной. Поднял глаза – незнакомая, в приличных годах. Пухлые щеки женщины помогли вспомнить – ба, Зоя Савушкина! Она же Ферште… Ванштейн.

– О-о, Василий! – обрадовалась Зоя. – А я-то издалека увидела бравого молодца и думаю: на Тихонького похож. Но Тихонький, думаю, давно не молодой, неужели так хорошо сохранился? Оказывается, точно – ты! Времени сколько пролетело… Теперь, гляжу, постарел на лицо, но для своих лет ты просто красавец! Не соврала Клава.

Говорливая Зоя захихикала, прикрыв рот, тронутый помадой, с щербинкой в передних зубах.

Обойти женщину молча было неудобно. Потоптавшись, Василий Игнатьевич ляпнул:

– А я тебя сперва не узнал, – и неловко попытался загладить оплошность: – Ты тоже… хорошо выглядишь.

Зоя зашевелила ноздрями:

– На могилках был?

– Ага, – задышал он в сторону.

– И я маму навестила, – пригорюнилась Зоя. – Сейчас к брату иду, он в другой стороне похоронен. Клава туда пошла.

– А-а.

Вот и весь разговор. А вечером Зоя с Клавдией заявились вдруг к Василию Игнатьевичу – поддатые, с бутылкой «Путинки» и пакетом пирожков.

– Мы подумали, ты тут один-одинешенек поминаешь, и мы одни, – встала у порога Зоя. – Решили к тебе в гости нагрянуть. Не прогонишь?