Ариадна Борисова - Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник)

– Мамин брат вышел из тюрьмы, папа. Он был в машине.

– Вот как?..

Папа поднялся и зашагал кругами по комнате. Мысонок поскакал за ним, подумал – игра.

– Значит, вышел, – пробормотал папа. – Значит, Тася позволила этому мерзавцу приехать к ней… Зачем?! Не завидую Димке…

Он ходил, взлохмачивая пальцами волосы, глаза перебегали с предмета на предмет и сквозь меня. Я испугался, как бы папа нечаянно не задавил кота, и взял его на руки.

– Папа.

– Да? – взглянул он туманно. – Иди спать, Артем, скоро двенадцать.

– На фотографии у дяди Семена нет шрама на лице, а я видел. Это от удара ножом? Он выжил?

– Раз ты видел его, значит, выжил.

– Нет, я о другом человеке… Который ударил.

Папа рассердился:

– Все! Даже правде есть какой-то предел! Спать!

…Ночью я бежал по тропе под высокими деревьями, полными желтых плодов. Кровь сочилась из них и капала на листья. Красные листья шумели, в их шелесте различались два слова, повторяемые бесконечно: «Убийство! Убийство! Убийство!»

Впереди показалась мама, за ней гнался бандит, настигал ее и хихикал точь-в-точь как Стас Москалев. В руках у бандита звенели наручники, изо рта лез толстый червяк, на лаковой розовой головке червяка бешеным хула-хупом вертелся кружок скотча… И в мою голову рухнула страшная догадка: это мистер Флинт!

Огр собирался убить маму, а я ничем не мог ей помочь. Ноги приросли к тропе, я только кричал. Далеко над колосьями пшеничного поля мелькали лица Томаса, Питера… мисс Эстер… Ни мама, ни Огр, никто из беглецов почему-то не видели меня и не слышали моего крика.

Но услышал папа.

– Проснись, Артем, – сказал он откуда-то снаружи. И добавил тихо: – Боже, какой я дурак…

Щетка сама принесла с раздачи поднос с двумя тарелками, полными борща. Неплохо! (Готовят ли борщ в тюрьме?)

– Не возражаешь, если я пообедаю с тобой?

Взрослые всегда так: сначала сделают, потом спрашивают.

– Вам разве домой не надо?

– Я одна дома.

Киваю.

У нее нет детей и мужа? Значит, по-английски она – мисс.

– На второе тефтели с гречкой, – сообщает Щетка. Держит ломтик хлеба под ложкой (у папы такая же привычка). – Вообще-то на обед я езжу к отцу. Но сегодня у него сестра с мужем. Впервые тут обедаю. Хозяйка из меня никудышная, а борщ люблю. Вкусный, правда?

Киваю.

Вполне съедобный борщ, хоть и с тушенкой. А тетя Надя готовит из овощей с мясом и каких-то хитростей. Хитрости в этом деле – самый необходимый ингредиент. Щетка, наверное, такого борща не пробовала. Мы с папой до тети Нади тоже варили борщ с тушенкой. Консервированный.

Мы привыкали жить без мамы – и понемногу привыкли. Папа перевелся на другую работу. Ближе к дому, с меньшей зарплатой, зато без командировок. На завтрак мы растворяли в чашках «Кнорр» суповой концентрат, а обедали в кафе. Брали домой сэндвичи, пару салатов в пластиковых контейнерах и что-нибудь для Мысонка вдобавок к кошачьему корму. Потом папа стал кухарить сам и снял с обеденного стола матерчатую скатерть – бесполезную вещь (заколеблешься стирать). Мне доверял разогревать к его приходу бутерброды в микроволновке: белый хлеб с оливками и сыром. Или с колбасой, вареным яйцом и помидорами. Мазнуть майонезом, соленый огурчик сверху – получается не хуже пиццы.

Папа аккуратно посещал родительские собрания. Проверял дневник и выполненные задания. Недопонятые темы объяснял после учительницы легко, но редко. Говорил, что я должен преодолевать трудности собственным умом.

Я мучился с задачами по три часа. В итоге подтянулся и вышел в хорошисты. Папина борьба с моей ленью понемногу воспитала во мне самостоятельность.

– Смотри на жизнь с оптимизмом, – велел папа, и я смотрел с оптимизмом. Если вдруг нападало плохое настроение, мы прогуливались по городу, шли смотреть какие-нибудь соревнования, или в кино, или навещали папиных друзей. В мае несколько раз выезжали с ними в лес на шашлыки.

К лету выяснилось, что я сильно подрос. Папа кучу денег истратил на покупку одежды. Оказывается, хотел во всем новом отправить меня на каникулы в какой-то детский лагерь. Я взбунтовался. Мишка уехал с родителями на курорт, но Леха с Варей оставались дома.

Полторы недели я до вечера сидел взаперти дома с риском погибнуть при случайном пожаре в обнимку с Мысонком. Еще неделю умирал от безделья у папы на работе. В конце концов мы поговорили как разумные мужчины, и он разметил территорию моих прогулок. Она включала четверть нашего небольшого квартала с заходом в детский игровой зал Железнодорожного клуба. Это вполне меня устраивало. Раз в два часа я был обязан рапортовать папе по телефону, что делаю и где нахожусь. Я посещал игровой зал, если были деньги, играл с ребятами во дворе, а в дождь смотрел мультики и «зависал» у компьютера с Лехой. В выходные дни мы с папой ездили на рыбалку. Лето не было скучным. Если рядом с тобой друзья и папа, оно не может быть скучным.

Несколько раз мне снился один и тот же сон – про маму и Огра. Я больше не кричал, научился просыпаться до появления червя. А после ворочался, потея под одеялом, – призрак с наручниками таился в углах. Я подзывал Мысонка, но даже его колыбельная не могла меня усыпить. Признаться папе в бессоннице я стыдился. К тому же пришлось бы рассказать о сне. Я предпочел молчать о нем.

Лекарство от бессонницы нашлось в ящике стола. В один из худших дней положил я в стол книгу «Любовница французского лейтенанта», а теперь она мне помогла. Ее написал английский писатель Джон Фаулз, речь в ней идет о мистере Чарльзе и странной женщине, которая ходила смотреть на море. Это все, что я понял из описанного на пятнадцати страницах. До шестнадцатой я так и не добрался. Засыпал на девятой-десятой крепко, без снов.

Осенью я стал нормально спать без «Любовницы…», но однажды проснулся на рассвете и обнаружил, что папина спальня пуста. Папа скоро пришел и сделал бутерброды к завтраку. На мой вопрос, куда он ходил, отвечать отказался (из-за обещания не врать).

Участившиеся отлучки и недомолвки укрепили меня в подозрении, что папа решил войти в одну реку дважды. Взрослые любят с умным видом произносить всякие поучительные изречения, если это не касается их самих. Я понял, что у папы появилась женщина.

Я не доверяю женщинам (Варя исключение, она не блондинка и не задавака). В старшей группе детского сада мне нравилась одна девочка с очень светлыми волосами. Не зная, чем привлечь к себе внимание девочки, я щипал ее и дергал за косички. Но недаром говорят, что блондинки дуры. На прогулке она позвала подружек, когда воспитательница отдалилась, и они меня поколотили. Я сказал маме, будто прокатился по горке лицом.