Ариадна Борисова - Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник)

Из-за маминых приятельниц я совсем разочаровался в женщинах. Они бурно тискали меня при встрече и тотчас обо мне забывали. Да и мама с ее лживым обещанием… Я желал дяде Диме, чтобы она нашла себе мужчину богаче его и устроила разнос во всех ресторанах морского города. Пусть бы дядя Дима тоже помучился!

И все-таки до осени во мне теплилась надежда на возвращение мамы. Я был уверен: папа любит ее, несмотря ни на что. Иначе зачем существует любовь? Даже если она зла…

Мысль, что придется делить папу с чужой тетенькой, была невыносима и тикала в моей голове точно бомба.

Я ждал объявления о женитьбе, как взрыва и краха всего, чем осталось мне дорожить. Боялся стать ненужным папе в его новой жизни с новой женой. У них же родятся свои дети. Папа пошлет лишнего ребенка к матери, а там человек с «червячным» ртом! Я холодел, вспоминая, что этот бандит – мой родной дядя.

А разве дядя Дима сумеет заменить мне родного отца? Лживый друг, называющий меня Артемоном, как пуделя?! А мачеха?.. Ни в одной книге не читал я о добрых мачехах. В сказках эти злобные женщины только и делали, что заставляли трудиться неродных детей. Мужья верили подлым обманщицам. Отец Питера, мистер Хэйвуд, даже отравительнице поверил!

Я не ощущал себя сиротой, оба моих родителя были живы, но их разрыв поймал меня в капкан. Ни туда, ни сюда…

Березы облетели и стали как веники после бани. В воздухе запахло газировкой близкого снега.

Выпал снег.

Отсалютовал петардами Новый год.

Папа помалкивал.

Я начал подозревать, что он просто опасается одиночества в старости. Если это так, думал я, ему не обязательно жениться. Не факт, что я и сам женюсь. Мой выбор между ним и Варей был предрешен (у Вари кроме меня есть Леха с Мишкой). В любом случае я буду с папой до скончания дней. Так я ему и сказал.

– До скончания чьих дней? – спросил он весело.

– Наших, – уточнил я. – Мы с тобой вместе постареем, и нас похоронят в одной могиле.

– Рано ты заговорил о смерти, – засмеялся папа. – До твоей старости жить да жить, и у меня масса планов… Да, кстати, Артем, в субботу к нам придут гости.

– Дядя Ваня и дядя Григорий? – дрогнул я в нехорошем предчувствии.

Он загадочно улыбнулся:

– И еще кое-кто.

Неотвратимо приближался взрыв тикающей бомбы. Как бы я ни заталкивал миссис Хэйвуд в глубину памяти, в моем мозгу сформировался отчетливый образ мачехи – габаритной и широкоплечей тетки с грубо размалеванным лицом и словами «капец, однозначно». Я подготовился дать отпор, когда она предложит папе пожениться.

Он тоже готовился к предложению… Выгладил и расстелил на столе белую скатерть. Расставил тарелки и приборы – вилки, ножи, ложки-ложечки, в которых я всегда путаюсь. Из кафе принесли заказанную еду в судках…

И вот прихожую с привычным гомоном заполонили папины друзья с женами, конфетами и фруктами в пакетах. Я слегка воспрянул духом: может, «еще кое-кто» касалось дружеских жен, а вовсе не…

Но тут следующий звонок в дверь заставил меня подобраться.

…Эту девушку трудно было назвать теткой. Ничего не оказалось в ней ни от жуткой внешности миссис Хэйвуд, ни от маминой яркой красоты. Худенькая, невысокая. Незаметная, как человек из очереди.

Девушка держала за руку маленькую девочку. Глаза у обеих темнели на светлых лицах как крупные ягоды черной смородины. В них застыло одинаково вопросительное выражение, словно гостьи не поняли, куда явились, а спросить стесняются.

Я был разочарован.

Папа помог им раздеться, повесил в шкаф курточку и пальто. Обернулся ко мне:

– Артем, познакомься, это Надежда Антоновна. Это Мариша, дочка Надежды Антоновны.

– Очень приятно, – вежливо солгал я (большинство вежливых слов – препротивная, но обязательная ложь).

Они прошли с папой в гостиную напряженно, как по шатким мосткам. Я двинулся следом и встал у стены.

Похоже, все гости чувствовали некоторое смущение. Смущенный папа суетился со стульями, друзья смущенно шутили, их жены украдкой разглядывали смущенную девушку со строгим взрослым именем. Папа наконец поборол замешательство и бодрым тренерским голосом пригласил всех к столу. Разлил по бокалам вино. Гости оживленно забрякали тарелками и ложками в салатах.

Общая еда объединяет людей, неловкость быстро исчезла. После тоста «за знакомство» начали задавать вопросы. Надежда Антоновна отвечала правильными фразами, без единого «капец» и «однозначно». И даже без «блин». Вела себя как примерная школьница. Ни малейшего сходства с жизнерадостными манерами мамы.

…Мама была разной – доброй и не очень, отзывчивой и неприступной. Плавной, резкой, молчаливой, разговорчивой. Дошколенком я всерьез подозревал, что в ней живут и не всегда ладят друг с другом два человека – хороший и плохой. Хороший мамин человек любил меня и папу, плохой подзуживал ее лгать, пить джин и скандалить. Но с гостями она умела быть веселой и лучистой, все любовались ею, а эта тетя Надежда Антоновна, наоборот, старалась уйти в тень. Улыбалась натужно, будто давно исчерпала свое веселье и улыбку выдавливает с трудом.

Работает Надежда Антоновна, как выяснилось, в бухгалтерии папиного нынешнего предприятия.

Я совсем расстроился. Видимо, папа не удосужился подыскать себе женщину с более интересной профессией в дальних местах. Хотя бы на своей старой работе. Там много было красивых тетенек-инженеров. Что бухгалтерия? Ведомости и отчеты, скука. К тому же бухгалтеры, мама говорила, люди скупые. Они всегда старались начислить ей меньше денег…

Из-за суматохи мы не позавтракали. Я проголодался с утра, но пожевал крабовый кусочек из салата и не ощутил вкуса от стыда за папу. Он не отрывал от Надежды Антоновны восторженных глаз, словно только что прилетел с планеты, где особи противоположного пола вымерли в прошлых веках. Друзья и жены пили вино, резали мясо, подцепляли, жевали, глотали… А мне изменил аппетит. Я отставил недоеденный салат. Не попробовал блюдо с диковатым названием «цыпленок табака».

«Его душили слезы» (цитата). То есть меня душили.

Девочка потихоньку начала сползать под стол.

– Артем, если ты поел, поиграй, пожалуйста, с Маришей, – попросил папа.

Еще чего!.. Я хотел встать и уйти, но девочка вдруг ухватилась за мои пальцы и взглянула снизу вверх. Вблизи ее черносмородиновые глаза были доверчивыми, как у олененка из старого диснеевского мультика, и ждали моих слов. Я сам не понял, как сказал:

– Пойдем, Бэмби.

Она не была виновата, что ее мама собралась завладеть моим отцом.

Я включил «Черепашек ниндзя». Потом рисовал фей, запускал самолетики, изображал дракона. Бэмби и Мысонку понравилось. Из гостиной доносились песни. Друзья и жены развлекали мою будущую мачеху.