Джон Шемякин - Дикий барин в диком поле (сборник)

Вот я понимаю – научный метод! Одновременно тут тебе и лилейная обречённость прелести, и недорого. Чтоб выйти замуж за одышливого хрена с бородой до пупа – обтирайся мышьяком и жри свинец!

Сколько в этом всём силы духа и стремления к социализации инстинктов! Сейчас, поди, такого не дождёшься даже от мордовских красавишен из совхоза, которые на многое готовы, только бы из леса любимого выйти за геологической партией. Хоть бы и по следу на болоте, с расчёсанными осокой ляхами, лишь бы в город, на телевидение. А в прежние времена…

На внутренних рейсах британской воздухоплавательной компании работают проштрафившиеся стюардессы. Матёрые такие тёти, с приличным пробегом. Некоторые ещё хорохорятся, скручивают спидометр, а большинство уже и не кривляется, не вводит в заблуждение пассажиров на свой счёт.

Мне эти гражданки симпатичны. В них нет юношеского максимализма, подростковой голодноватой злобы хищных анорексичек. Да, синяк в полноги, да, морщины, да, на юбке пятно размером с Гватемалу, и что? Зато всё честно!

Да, ударила второго пилота бутылкой по голове в баре. Да, застукали за покражей полотенец. Сорок лет, разведена, из всех спа-процедур используются для повышения самооценки только утренние комплименты соседа-алкоголика. Зато трудящаяся. Не унывает.

В последнее время я стал ценить подобное отношение к жизни.

Так интересно… Женщины требуют от мужчин в рассказах о его мужском прошлом максимальной искренности и подробностей, а на самом деле желают получать в качестве рассказа какую-то несусветную банальность про перематывание житейских портянок.

Проведите эксперимент, что ли. Расскажите женщине, как вы бежали по белому песку с другой, прежней женщиной (тогда незнакомкой) вдоль кромки тропического прибоя, как вы неистово сплетались среди скал, как она, разметав роскошные волосы, покрывала ваше чуть солоноватое тело поцелуями… И т. д. Оцените полученный от рассказа результат. Как? Почувствовали, что ваша собеседница довольна, счастлива от вашей правдивости? Как оценила она взволнованный блеск ваших глаз и непроизвольные движения пальцами?

А вот рассказ про дважды отложенный суд с бывшей из-за квартиры на ул. Гентимирова, несправедливые алименты и трёхлетний дележ «жигулей» вызывает у слушательницы иную, гораздо более живую и благожелательную реакцию.

Кому из женщин интересен барон-изгнанник, скачущий верхом по зелёному полю, когда вот тут напротив в зажелтелой маечке сидит и хнычет над мисочкой щей сосед, зажавший пятернёй взопревший от неожиданного уюта чубчик?

Вывод: о своём прошлом мужчине надо бессмысленно выкрикивать несвязные проклятия или просто мычать про лагеря и мусоров.

Для предупреждения контр-примеров из жизней пишу сразу: со всеми безоговорочно согласен.

Когда в доме много женщин, в доме бывают истерики. Индивидуальные, хоровые, симфонические, джазовые, праздничные, поминальные, с торжественным выходом, как в «Аиде», и без. При истерике с торжественным выходом участвуют все домашние женщины: прабабки, тещи, тётки, гостья рыжая, её сестра, чья-то дочь, собственно сами домашние женщины, включая выпадающую в маминых туфлях из шкафа внучку пяти лет. И все под тему Мышиного короля начинают завораживающий танец бабьего заговора от моего хорошего настроения. С каких-то заповедных чуть ли не антресолей сползает такое фам инферно, что и имени её никто не помнит, с какого Нового года оно там затаилось, что оно там ело, где вытиралось, а туда же! Участвует! Как родная просто! Файф пойнт севен, файф пойнтсикс!

Я поклонник джазовых истерик, например. Я ценю импровизации на заданную тему, когда идёт вплетение собственных линий в джазовый контекст. Тут одна заныла, тут вторая подхватила по другому поводу, тут и третья из кухни подала признаки духовной жизни. Сидишь в кресле, пальцами прищелкиваешь, понимаешь – искусство! Тарам-тарам-дыды-туру-ру-ва-а-а-ды-дысь-шу-шу-шу-дым… бац! ва-а-а! бац! бац!

Хотя есть ценители тяжелой классики в духе полонеза. Это когда по очереди и каждый выкобенивается не только перед тобой, но и перед другими, поглядывая ещё и по сторонам. В таком случае подразумеваются тяжелые портьеры, напряженные вежливые голоса и нечеловеческая выносливость. «Как же вас понимать, Антонина Карповна?!» – «Да вот как изволите, так и понимайте, Василиса Романовна! Семён Пантелеймонович, засвидетельствуйте же, что вот именно эти жиды нашего Господа убили!» – «Убили?! Кому он там был нужен? И потом, с чего вы взяли, что я – это жиды?! Семён Пантелеймонович! Вы-то человек здравый, вы скажите этой русской дуре, что…»

Был в доме, где женские истерики похожи на парад германской армии накануне вторжения в Бельгию. То есть понятно, что это ужас, но хореография завораживает. Грум-грум-грум – марширт-альтцаген – фанфарен-грум-хох-райх-хох-фольк!

Выход из ситуации подсказан мне, как всегда, кормящей меня исторической наукой. Когда у императора Николая Павловича кто-то из домашних любимиц впадал в совершенную нервность, Николай Павлович, входя в помещение, ставил безошибочный диагноз: нервная горячка! Тут же из закоулков выскакивали, разматывая приспособления для бесноватых, чуткие доктора. Изобличённую волокли из залы и перво-наперво брили налысо. Так врачи рекомендовали в те прекрасные времена. Если великая княжна после бритья башки одумывалась и начинала подавать признаки резкого выздоровления, то в порядке поощрения выдавали ей специальную шапку из бархатных лент, чтобы могла, например, потанцевать на балу, в такой красивой шапке с развевающимися лентами покружиться. Ну, навроде морячка-балтийца сутуленького под дождиком на рейдовой барже.

Париков таким нервным девушкам не выдавали. Николай Павлович не любил, чтобы на других были парики. Сам носил, не скрывая, под парик его стригли всякие лакеи с кучерами за 25 рублей, а вот женщинам своим парики запрещал. Есть же целый набор красивейших шапок с бархатными лентами, носить, что называется, не переносить…

Если девушка признаётся, что ей нравится коньячок (!) «Лезгинка», то биографию свою она вам уже рассказала.

А дальше вас ждут только бонусы. В виде воспоминаний о стареньких нищих пидарасах, в объятьях которых девушка провела лучшие годы своей жизни.

Заметил также, что женщины, утверждающие, что любят коньячок, – очень мстительные, и на их снисхождение можно не рассчитывать. Вот женщины, которые любят закусывать лучком водочку, – их художники и поэты по мастерским да конференциям не терзали, они поэтому добросердечны. А предпочитающие коньячок дамы постоянно норовят воспроизвести ситуацию потери своей вновь обретённой невинности на очередном литературном вечере, за шкафом. И хотя последние пять лет их об этом категорически не просят, продолжают с растопыренными руками искать в полутьме понимания.