Алексей Иванов - Вилы

Повод для бунта дал оренбургский губернатор Неплюев. Его край нуждался в промышленности, и ради развития промыслов Соль-Илецка Неплюев заменил башкирам ясак на покупку казённой илецкой соли. Но так башкирам выходило в шесть раз дороже. Жалобы башкир остались без ответа, и тогда бродячие сэсэны запели по аулам призыв к бунту.

Этот призыв в виде толкования сур Корана написал мулла Габдулла Галиев, которого назвали Батыршой – «почти батыром». Ему было 46 лет. Он отучился в медресе и теперь сам содержал медресе: «жил имамствуя». Его родная деревня Карыш находилась неподалёку от пепелища Сеянтуса, и Батырша знал, что такое власть русских. Башкиры присвоили Батырше имя Бахадур-Шаха Али-улы.

«Возденьте Зульфикар, меч пророка! – гремел глаголом Батырша. – Аллах нас не оставит, как не оставил халифа Али, владыку Зульфикара. Аллах задержал солнце, чтобы Али завершил намаз, и даровал ему семь могил и ни одной смерти! Пускай начнётся газават, чтобы нам уйти из России, “восстановить особливое владение” и создать в Башкирии свою державу северного полумесяца!»

Батырша первым понял: враги башкир – не казаки, которые честно стерегут границу. Враги – солдаты и заводчики. Они джинны, дети Иблиса, сотворённые из огня пушек и доменных печей. Эта истина Батырши откроет башкирам путь в пугачёвщину, когда башкиры и яицкие казаки станут сражаться плечом к плечу.

Бунт разгорелся весной 1755 года двумя очагами. На севере Башкирии, где и жил Батырша, башкирские отряды осыпали стрелами бревенчатые остроги Бирска и Осы. Здесь против башкир свои воинские команды высылал уфимский воевода. На юге Башкирии мятежники атаковали заводы компанейщиков. Неплюев приказал заложить в южных горах крепость Зилаир – базу, откуда русские войска уходили в рейды на повстанцев. Неплюев собрал 37 тысяч солдат, драгун и казаков.

Мечеть имени Батырши в селе Старобалтачево

К башкирам полетели письма на языке тюрки, составленные оренбургским ахуном Ибрагимом. Ахун врал, что мусульманское духовенство осудило бунт. Но башкиры верили Батырше. Этот человек, не державший сабли, сидя в лесной деревеньке, силой гусиного пера сотрясал каменные кремли Казани и Тобольска. Там русская власть стащила с кафедр неистовых крестоносцев Конашевича и Гловацкого, которые бездумным рвением взорвали империю изнутри.

Пестроцветной осенью драгунские эскадроны ворвались в Карыш, деревню Батырши, но Бахадур-Шах Али-улы, мир ему, уже скрутил свой михраби, коврик для намаза, и ушёл в леса: там его укрыли рогатые башкирские лешие – шурале.

Зима остановила войну, однако не прекратила. 50 тысяч башкирских семей в санях переехали Яик по льду и укрылись в степи, чтобы развязать руки воинам. Но губернатор Неплюев на этом и сыграл. Он велел казахскому хану Нурали грабить беглецов или брать их в плен. Когда Башкирия обтаяла от снегов, батыры увидели, что их оборванные жёны и дети привязаны к колёсам русских пушек. Бывалые батыры бессильно опустили сабли, и лишь обезумевшие меджнуны ещё дрались в горах за своих невест, но к осени 1756 года канонады в ущельях утихли. А в лесах у деревни Карыш предатель Муксин Абдусалямов выследил и выдал русским Батыршу.

Победив, Неплюев мгновенно сменил гнев на милость: ни одного бунтовщика не казнили смертью. Дождавшись приговора Батырше, Неплюев подал в отставку.

В 1825 году именем Неплюева в Оренбурге назовут кадетский корпус. В этом учебном заведении будут русский и азиатский эскадроны. Из детей башкирских старшин кадетский корпус станет ковать элиту Великой Степи, чтобы никогда не возродился Улус Джучи.

А Батыршу заточили в Шлиссельбургскую крепость пожизненно. Батырша написал государыне письмо – точнее, не письмо, а трактат о судьбе Башкирии на полторы сотни страниц. Башкиры добыли копию и прочитали, а государыня – нет: фи, что за вздор. И напрасно, ведь под зелёным знаменем Батырши сражались Юлай Азналин и Кинзя Арсланов – отец Салавата Юлаева и его будущий учитель. А русским властям Салавата выдаст всё тот же башкир Муксин Абдусалямов, который выдал и Батыршу.

Коран с пометками Батырши в музее села Старобалтачево

Проповедник Батырша провёл в каземате Шлиссельбурга четыре года. В конце концов этот тихий книжный человек начал восстание в одиночку. Он кандалами убил двух стражников и погиб на штыке у третьего.

Башкиры бунтовали каждые 15–20 лет. Это понятно: у бунтовщиков мужали сыны и седлали коней, чтобы переделать дела отцов. «Пугачёвское» поколение, поколение Салавата, составляли дети бунта Батырши и внуки бунта Карасакала. А наставниками были ветераны Бахадур-Шаха Али-улы, и первый из них – Кинзя.

Абыз Кинзя Арсланов обрёл авторитет знанием Корана, а не подвигами во времена Батырши. Когда Пугачёв подошёл к Оренбургу, советчики нашептали, что поднять на мятеж башкир сможет только абыз Кинзя, стойкий в справедливости.

1 октября 1773 года Кинзя тихо и скромно приехал к Емельяну в Каргалу и без свидетелей договорился, что Емельян издаст велеречивый указ, призывающий башкирских старшин и Кинзю. Емельян хмыкнул и велел написать, что жалует башкир землями, «верою и законами вашими». Кинзя поклонился и взял бумагу обеими руками.

9 октября он вернулся с полутысячей вооружённых до зубов всадников и с сыновьями Сулейманом и Сляусином. На глазах у всех мятежников Кинзя слез с коня в лужу и поклонился Пугачёву, а Пётр Фёдорыч вдруг узнал давнего друга «Кинжея», коему исчо в Питербурхе подарил на кафтан отрез кармазину. «Кафтан я износил, – ответил Кинзя, – а преданность при мне». Пугачёв поставил Кинзю командовать всеми башкирскими войсками и координировать мятеж в Башкирии.

Поначалу не верилось, что башкиры и казаки могут быть заодно. А Кинзя помнил воззвания Батырши, где Батырша объяснял, в чём тут хитрость. Казаки – они как близнецы башкир, тоже конные воины на самообеспечении. Только блага казаков проистекали от покорности престолу, а блага башкир – от непокорности. Кинзя должен был убедить свой народ, что при Пугачёве эта разница исчезла.

Грамотей Кинзя писал воззвания и рассылал их по Башкирии со старшинами, сыновьями и муллами. Для гонцов Кинзя выхлопотал право свободного проезда, чтобы «распространять знания». «Знания» впечатляли башкир: Кинзя сообщал, что при Пугачёве находится царевич Павел и 72 тысячи казаков – хотя на Яике их было всего около 12 тысяч. Но Кинзя и не тянул никого к Пугачёву под Оренбург, где лукавство будет очевидно. Кинзя призывал башкир восставать там, где живут, где царит несправедливость. Кинзя радел за родину, а не за самозванца.