Алексей Иванов - Вилы

Пока Салават дерзал под Кунгуром, угрюмый Юлай собрал войско и властно занял завод Сим. Надменные конные башкиры неторопливым шагом проехали по плотине мимо громад доменных печей, и жители Сима поняли: стоит им дёрнуться – и башкиры вырежут их, как во времена Орды.

Со всех окрестных заводов мастеровые, которые не хотели покоряться башкирам, сбежались на Катав-Ивановский завод. Завод занял оборону. А на Усть-Катавском и Юрюзанском заводах уже хозяйничал разбойник Сидор Башин, который признал над собой власть Юлая и Пугачёва.

В начале мая 1774 года в вотчины Юлая вторгся деташемент Михельсона. Михельсон прорывался из Уфы на восток, где в Белорецком заводе засел Пугачёв. Перед Симом Юлай выставил против деташемента заслон из трёх тысяч конницы с 8 пушками. Заслоном командовал Салават. Звезда Салавата притягивала лучших из врагов, решительных и быстрых, – майора Папаву и подполковника Михельсона. Михельсон без раздумий направил деташемент на башкир. «Не уважая нашу атаку, прямо пошли нам навстречу», – записал Михельсон о врагах. Два войска сшиблись на лугу, усыпанном подснежниками, и башкирская конница разлетелась на осколки.

Обратно своё войско Салават собрал только в деревне-крепости Ерал. Михельсон вышел к ней через день. Ядра деташемента повалили частокол Ерала, драгуны ворвались на улочки. Триста батыров полегли под картечью, только тогда Салават оставил Ерал.

Деташемент Михельсона занял Усть-Катавский завод. Печи завода выдохнули с облегчением. Выманив из лесов отряд Сидора Башина, драгуны порубили буйных разбойников и повязали остальных. Для успокоения заводов Михельсон вздёрнул главаря Сидора на воротах плотинного затвора и пошёл дальше – из гор в степи. Он искал не Салавата, а Пугачёва.

Башкиры громили русские заводы не как хозяйства, разрушающие их образ жизни, а в отместку за потерю родовых угодий. Башкирская война против заводов была архаичнее крестьянской войны. И пример Юлая Азналина очень показателен

Ободрённые жители завода Сим создали отряд самообороны. Его возглавили плотинный мастер и поп. Но 23 мая к Симскому заводу вернулись Салават и Юлай. Ополчение вышло на околицу и принялось бабахать из ружей. Башкирская конница опустила пики и с визгом понеслась на стрелков. Защитники Сима побросали оружие и в панике побежали в посёлок. Башкиры ворвались в Сим на плечах бегущих. Российская империя в Польше научила Юлая давить мятежи, и по этой науке воины Юлая на заводской площади Сима навалили гору из сотни трупов. В храме с грохотом обрушили иконостас. По дворам закричали девки, которых насиловали башкиры. По водосбросу плотины понесло шапки пены, розовой от крови.

А Салават ушёл в Сатку – встречать Пугачёва. Возле беззащитных заводов остался Юлай. Он сжёг дотла Усть-Катавский завод, а потом и Юрюзанский завод, где башкиры порубили ещё 138 человек. Затем Юлай осадил Катав-Ивановский завод, который обороняли рабочие. Свирепый Юлай Азналин стал Газраилем этих гор, ангелом смерти. Говорят, кто увидит Газраиля – от ужаса лишится чувств на тысячу лет. Такой срок назначил Юлай в покаяние русским за неправду и Сеянтус.

Салават ждал Пугачёва на реке Ай возле пристани Саткинского завода, но раньше Пугачёва на пристань вышел Михельсон. После сражения у моста Тубаляс Салават посторонился и пропустил Михельсона, а затем встретил Пугачёва под Саткинским заводом у Пьяной горы. Емельян удивился, как Салават возмужал за эти полгода.

Пугачёв и Салават вместе бились с Михельсоном у речки Киги и на переправе через Ай. Потом Михельсон увёл деташемент на пополнение в Уфу, а Пугачёв решил идти на Кунгур. Но Салават не захотел возвращаться к Кунгуру, где его дважды разгромили. Он оставил Пугачёва и направился сначала в Сим к отцу, а дальше – на крепость Бирск.

Башкиры нападали на Бирск при каждом мятеже. Бирск был ключом к Уфе. Боярин Челядин основал его в один год с Уфой как надёжную заставу для охраны дороги от Казани к Уфе. Бирский кремль стрельцы накатали из брёвен после бунта Сары Мергена – век назад, и ко временам Пугачёва кремль рассыпался бы от толчка плечом.

В конце мая 1774 года к Бирску подступились отряды трёх старшин: Аладина, Араслана и Буляка. Городок обороняла команда майора Отто Дуве. В Бирске по домам и подворьям лежала сотня солдат из деташемента Михельсона, раненых в боях у завода Сим и деревни Ерал, на речке Маскайке и у моста Тубаляс. Майор Дуве запросил сикурса у командиров Уфы и Нагайбака, но командиры не ответили. Тогда 27 мая Дуве причастился перед верной погибелью и вышел в поле против трёх тысяч башкир всего-то с двумя сотнями драгун. Драгуны понеслись в атаку с отвагой обречённых – и разгромили башкир в пух и прах.

Аладин, Араслан и Буляк потерпели поражение, потому что не могли решить, кто у них главный, и сражались в соперничестве друг с другом. Так у башкир было везде, не только под Бирском. Пугачёвщина вздыбила всю Башкирию, но каждый старшина счёл себя полководцем, не отличая войны от баранты. Мелкие местные отрядики изгоняли из своих деревень русских чиновников, купцов и попов. Крупные отряды налетали на крепости и заводы. Но башкирам не хватало терпения для правильных осад, не хватало сил для больших сражений и не хватало понимания для единства.

Кинзя Арсланов переломил национальный гонор и за весь народ присягнул самозванцу. Кинзя сказал башкирам: мы признаём Емельяна царём, потому что Екатерина не признаёт нас народом. Если бы Екатерина признавала башкир самостоятельным народом, то не принуждала бы их жить по правилам другого народа – русского. А судьба царского трона башкир не волновала, просто им на какое-то время было по пути с Пугачёвым.

Конечно, за столетия борьбы за свои права у башкир случалось всякое. Башкиры выреза́ли русских, поднимали зелёное знамя, объявляли ханство. Но они воевали не с русскими и не с христианами – они воевали с государством. И к порядкам Пугачёва они тоже относились как к порядкам государства – только в государстве Пугачёва им было бы хорошо.

Кинзя научил Емельяна уважать башкир, но Емельян перестарался. Он производил башкирских вожаков в полковники налево и направо. После боя на реке Ай он сделал Салавата бригадиром, а старшину Базаргула Юнаева сразу аж фельдмаршалом. Поэтому башкирам был нужен не предводитель со званием, а человек с авторитетом. И таким оказался молодой Салават. Пускай он был почти мальчишкой, башкиры понимали: во имя борьбы он пожертвовал всем – богатством и свободой, талантом и жёнами.

Зимой в деревне Текеево поставил юрту седой сэсэн Баик Айдар, тогда – главный поэт нации. Баик Айдар воевал и вместе с Карасакалом, и вместе с Батыршой. Теперь сэсэн хотел увидеть Салавата, хотел поговорить с ним. Увидел. Поговорил. И вскоре по аулам Башкирии запели кубаир Баика Айдара о Салавате. Старый батыр для новой войны нашёл «избранного».