Алексей Иванов - Вилы

Рождение крепости освятил подвиг гарнизонного барабанщика Фомы Антонова. В только что построенный «транжемент» мятежные башкиры попытались прорваться хитростью. Они перестреляли русский дозор, натянули окровавленные камзолы драгун и направились к крепости, надеясь, что караул издалека не разберётся и не закроет открытые ворота. Для правдоподобия башкиры оставили в живых барабанщика Фому – и велели ему перед крепостью барабанить, как положено. Но башкиры не знали русских маршей. Башкирский отряд приближался к крепости, а отважный Фома, не дрогнув лицом, выбивал на барабане «тревогу». Гарнизон догадался о подвохе и встретил врага ружейный залпом. Отброшенные и обозлённые башкиры зарубили Фому Антонова и бежали.

Но времена доблести для Красноуфимска миновали. В конце 1773 года комендант крепости поручик Бахмутов убедился, что вся округа поднимается за самозванца, и 1 января 1774 года сдал свой «транжемент» Канзафару Усаеву. Вскоре в крепость въехал Салават, посланный Пугачёвым под Кунгур. Атаманом Красноуфимской крепости Салават назначил местного казака Матвея Чигвинцева.

Когда через месяц разбитые мятежники бежали от Кунгура, Матвей остался один на один с правительственными войсками. В гарнизоне Чигвинцева оказались шпионы: по ночам, заткнув окошко избы зипуном, вахмистр Савинов писал донесения о делах Красноуфимска, а дьяк Пинов под рясой тайком уносил их в Кунгур майору Папаве. Бравый майор собирался в поход на Красноуфимск. Чигвинцев, едва узнал об этом, сразу послал гонца к Салавату: выручай, брат, идёт на нас «кунгурская сила». Салават вскочил в седло и повёл своих башкир спасать Красноуфимск.

Мятежники расставили по бастионам крепости пушки и приготовились к обороне. От Кунгура мела густая метель. Из метели вышли солдаты майора Гагрина и майора Папавы. По доносам вахмистра Савинова майоры знали, что в Красноуфимске с порохом туго. Канониры майоров вызвали крепость на дуэль, и пылкий Салават приказал палить во всю прыть. Когда крепость отгавкала и замолчала, из снегов встали солдаты и пошли на приступ, стреляя из ружей. Башкиры помахали с куртин бесполезными саблями, в досаде прыгнули в сёдла и умчались в лесостепи за реку Уфу.

Майоры заняли «транжемент» и взяли в плен атамана Матвея Чигвинцева. Из Красноуфимска Гагрин пошёл на Чусовую отгонять от Екатеринбурга войско Белобородова, а Папава вернулся в Кунгур и там повесил атамана. В Красноуфимск, оставленный войсками, ночью влетели башкиры, стащили с печи дьяка Пинова и расстреляли на дворе.

Салават жаждал подвига: лихого, быстрого, безусловного. С реки Уфы сквозь снежные леса он поскакал на Каму, чтобы напасть на богатое дворцовое село Сарапул. Но с околицы села затрещали ружья карабинеров Архангельского полка, оборонявшего город. Салават отступил и вернулся к Сарапулу через неделю, но теперь навстречу башкирам выехали изюмские гусары. Салават плюнул и поворотил обратно на Красноуфимск.

Крепость безвольно открывала ворота всем, кто хотел войти, – открыла и Салавату. Новым атаманом Салават назначил Карпа Чигвинцева, брата казнённого атамана. Из Кунгура тотчас выдвинулся отряд Папавы. Солдаты дошагали до речки Зюрзи и принялись строить ледяные редуты. К ним навстречу уже летел Салават. Он ещё не научился воевать рассудком, а не саблей. 14 марта конница башкир набросилась на редуты у Зюрзи и увязла в рыхлых снегах. Папава безжалостно отхлестал конницу картечью. Майор сражался как по учебнику, и ярость Салавата, столкнувшись с жестокими законами «науки побеждать», рассыпалась на трескучие искры.

Караульная изба Красноуфимской крепости, которая видела Салавата и Пугачёва

Салават откатился и не сумел зацепиться за бастионы Красноуфимска: его унесло в деревню Бугалыш. Но через три дня в Бугалыш неотвратимо примаршировали солдаты Папавы. Они пролезли в деревню, как муравьи в щели, и язвили башкир: стреляли из окон домов, разили длинными штыками из-за углов, прожигали улочки картечью. С потрясённого Бугалыша свалились шапки крыш. Конные башкиры вертелись в тесноте проулков, затаптывая собак, и наконец поскакали прочь из разгромленной деревни.

Папава доставил в Кунгур Карпа Чигвинцева и повесил там же, где и его брата Матвея. Получилось, что майор Папава спас город уже во второй раз. А вскоре он спасёт Кунгур и в третий раз, когда на той же речке Зюрзе под Титечной горой своротит с пути самого Пугачёва.

Салават же вернулся к отцу в деревню Текеево без всяких побед. Но горький опыт ещё научит Салавата: желанный подвиг – это не громкая победа над врагами, а личное непокорство, которое становится судьбой.

Заводчик Иван Твёрдышев гордился своим умением поладить с башкирами так, чтобы «безпокойства не отрыгнуло». В войлочных юртах он сидел на кошме вместе с суровыми тарханами и пил айран из медных пиал. Башкиры были рады цене, которую давали компанейщики, выкупая их землю, и не догадывались, что получали гроши. В этих лесных горах башкиры занимались только сбором мёда, выращивая пчелу бурзянку, и Твёрдышев благоразумно обязал своих лесорубов не трогать деревьев с бортями. Кроме того, русские платили башкирам за извоз.

Недовольным оказался один лишь Юлай Азналин. В возрасте Салавата он воевал на стороне Батырши, потом принёс покаяние властям и был прощён. Его, богатого человека, избрали старшиной Шайтан-Кудейской волости. В 1760 году он продал компанейщикам речку Сим, горную и многоголосую. На речке вырос горный завод.

Игнатиевская пещера на речке Сим

Слава речки Сим покатится по России в конце XIX века. В 1883 году жители Симского завода, как обычно, принесут хлеб тихому отшельнику Игнатию, который 25 лет обитал в пещере на берегу речки, и увидят, что Игнатий упокоился. Его тело погребут в гроте, заложив камнями, а в полуистлевших бумагах, что хранил отшельник, прочитают: Игнатий – это Великий князь Константин, брат государей Александра I и Николая I. Так в Симе аукнется легенда о Фёдоре Кузьмиче.

Забытая история отшельника Игнатия воскреснет в 1980 году, когда в его пещере археологи найдут рисунки первобытных людей. Интерес к подземной галерее снова поставит вопрос: кем же был этот Игнатий? Самозванцем, как Пугачёв?..

А Юлай Азналин догадался, что с речкой Сим его объегорили. Он подал на компанейщиков в суд, и через много лет волокиты суд признал победителями компанейщиков. Юлаю осталась только месть. В пугачёвщину ему было 44 года.