Майя Кучерская - «Сглотнула рыба их…» Беседы о счастье

Не помню, чтобы Христос требовал моногам-ности. Возможно, это требование в христианстве основано на словах апостола Павла «да будут двое одной плотью…», понятых буквально. Поскольку плоть у человека одна-единственная, то это означает, что вступить в телесные отношения он может только с одной женщиной в своей жизни. И чтобы это стало возможным, и мужчина, и женщина должны хранить до брака девство.

Но что делает мужчину и женщину одной плотью? Совокупление?

М. К. Какое ужасное слово! Все-таки наш язык не всегда хорошо справляется с называнием самых естественных вещей. Нет, не оно, которое не хочу повторять, все же не оно, а общая жизнь, наверное, делает их одной плотью?

Т. Б. Мне кажется, язык справляется вполне! Все словари говорят, что оно означает соединение. Чего-то или кого-то. Тел, например. И эту естественную, как вы говорите, вещь, это слово вполне отражает – два тела соединяются, сливаются в одно…

Я тоже думаю, что дело всё же не в соединении тел как таковом. И вопросы на тему единой плоти можно найти и в Библии. Помните, в Евангелии есть эпизод, когда Христа спрашивают, чьим мужем в царстве небесном будет женщина, бывшая последовательно женой нескольких братьев. Был такой обычай у иудеев. Если жена старшего брата становится вдовой, то средний брат должен стать ей мужем, чтобы восставить семя брату. И если, взяв ее в жены, он тоже умирает, то теперь уже младший брат должен жениться на ней. С моей точки зрения, они спрашивают как раз про это – с кем у нее будет единая плоть? Но Христос фактически уклоняется от ответа, говоря, что в царстве небесном никто не женится.

В общем, с этой единой плотью легко запутаться. Идеологам христианства в этом вопросе наверняка больше ведомо, чем нам. Но может быть здесь главное – не иметь несколько жен одновременно, в смысле – переходя от одной к другой и обратно? А последовательно – сначала только с одной, а потом только с другой – можно? Ведь Церковь допускает не один брак, и даже венчает второженцев. Правда, особым чином. Не так торжественно. Снисходя к немощи человеческой.

М. К. И троеженцев, кстати.

Т. Б. А может быть, под единой плотью имеется в виду нечто другое? Например, слияние душ, связанных еще и телесными отношениями? И образование этой единой плоти – результат долгого процесса всё большего прирастания душ друг к другу?

М. К. По-моему, это просто образ, метафора. Единой плотью не в буквальном смысле, просто единым организмом, почти единым существом, когда все мое – твое, все твое – мое, так мать и ее новорожденный младенец – одно, ведь недавно они и были буквально одно. Вот что тут, думаю, имеется в виду. Но это территория богословов, святых отцов. Про это столько написано!

Т. Б. Мне думается, что христианский образ брака есть идеал, и, как все идеалы, трудно достижим. Да и не все люди – христиане. Есть общества, религия которых не запрещает мужчинам иметь несколько жен. И есть культуры, в которых полигамной является женщина.

А как обстоят дела с изменой в полигамном браке? Мужчина в нем также не свободен, как и в моногамном. Он может иметь столько жен, сколько способен содержать, но промискуитет – свободные, беспорядочные половые отношения – при таком устройстве общества также считаются недопустимыми. И измена – нарушение верности обетам – существует и в полигамных браках, и их также разрушает.

Но чем альтернативные отношения, неизбежно возникающие в полигамном браке с появлением новой жены, лучше альтернативных отношений, возникающих в случае измены, в моногамном браке? Если такое сравнение вообще возможно. Когда мужчина открыто имеет несколько жен, они могут знать друг друга и даже жить под одной крышей – как в гареме. А могут только знать о существовании друг друга, никогда не встречаясь. Между ними, конечно, есть соперничество, каждая хочет, чтобы «господин назначил ее любимой женой». Но мужчине нечего скрывать. Как он делит себя между своими женщинами, это другой вопрос, но все они – его мир. И этот мир целостен – как дом, в котором несколько комнат.

Но и внутренний мир женщины в этой ситуации тоже целостен, потому что в ее жизни существует только один мужчина. Он в центре ее жизни. Он не принадлежит ей с утра до вечера, это нормально, и в нашей жизни никто никому не может принадлежать всё время – мы ходим на работу, занимаемся другими делами. Мужчины ходят на рыбалку, на футбол, пьют пиво с друзьями.

М. К. Отлично! Возвращаемся к этой системе? И меняем российское законодательство! Если, конечно, я верно вас поняла, вы ведь описываете ее как лучшую, идеальную для человека, не христианина, а просто слабого и грешного человека, как он есть?

Т. Б. Отнюдь. Она, может быть, вовсе не идеальна не только с точки зрения женщины, которой хочется «самодержавно мужем управлять», но и мужчины тоже – чем больше жен, тем больше его бремя. В отличие от отношений измены – ни к чему не обязывающих отношений со случайными любовницами.

В моногамном браке измена – появление альтернативы жене – раскалывает мир и того, кто изменяет, и того, кому изменяют. Полигамный брак позволяет людям оставаться целостными – и только этим он лучше.

Сегодня людей, считающих, что моногамия принципиально устарела, что нет никаких вторых половинок, а есть просто отрезки времени, в которые нам с кем-то хорошо – три дня, пять лет или несколько минут, – становится все больше. И последствия нынешней половой свободы, вернее, полной безответственности в сексуальных отношениях, нам еще предстоит увидеть и пережить.

М. К. Вот чтобы этого не пережить, христианство и предлагает притормозить. Ради человека, ради его цельности, его внутренней красоты – притормозить. Не против, а за. И поэтому на всё про всё у христианства по сути один ответ: терпи. Потерпи, еще и еще немного, как Христос на кресте! Тогда твоя жизнь, твои отношения с дорогими для тебя людьми не будут разрушаться, а будут, наоборот, переводиться в другое измерение. Не хватает, не хватает, но твое ангельское терпение превратит твою душу в золото, и станешь ты золотым. Как вроде бы здорово. Но нельзя не понимать: это «терпи!» в сущности означает «умри!» Умри. Как умер и Он. В воскресение же, собственное, не Его, слишком трудно поверить. Не трудно, нет, почти невозможно.

Т. Б. Честно говоря, я не знаю, как терпение может перейти в любовь. Может быть, мы по-разному понимаем слово «терпение»? Для меня оно ассоциируется со словом «мучение». Человек мучается, а ему говорят – терпи, то есть оставайся в том, что причиняет тебе боль, не изменяй ничего к лучшему, сожми зубы и не докучай своими стонами! Я еще не видела человека, который мог бы любить в то время, когда ему больно. В этот момент он нуждается только в том, чтобы боль уняли. И я не понимаю, как мучение может озолотить душу.