Дмитрий Липскеров - О нем и о бабочках

Так продолжалось несколько месяцев. К радости Даши, Иосиф стал более спокойным, моменты агрессии пошли на убыль, а потом он назвал ее по имени – «Даша», чем поразил женщину. Конечно, до этого ему удавались простые слова, например «мам», «есть», «на горшочек»… И несложным было ее имя в произношении, просто произошло это впервые, а потом так и продолжалось – не «мам», а «Даша».

А где-то через год у нее пропали месячные. Она не обратила на это внимания, хотя живот набух, чем вызвал у Даши панику, так как за долгое время лечения ребенка она навидалась всяких болезней, в том числе и огромную опухоль в животе видела, правда у мужчины. Оставив Иосифа на сменную уборщицу, Даша понеслась в районную поликлинику, где принимал онколог, записалась на прием и с ужасом ожидала своего часа. Не за себя боялась, а за Иосифа, которому отпускала максимум год жизни, если она умрет и отправится в тот мир, в котором живут съеденные олени… Через неделю ее принял внешне равнодушный онколог, уложил на кушетку и несколько минут трогал ее надувшийся живот.

– Специализация не моя! – предупредил он. – Но по всей видимости, дорогая, вы беременны, и очень плотненько беременны.

– Как беременна?! – испугалась пациентка.

– Так, – ответил врач. – Гинеколог точнее объяснит.

После ухода женщины с лицом, похожим на прокисший блин, онколог долго жаловался медсестре на всеобщую сексуальную неграмотность населения, удивляясь, что женщины даже не знают, что такое спираль и противозачаточные пилюли, не говоря уж об изделии номер два.

– А что такое «изделие номер два»? – не поняла медсестра.

– Она ведь даже не понимает, что с ней! – всплеснул руками онколог. – Как же она будет воспитывать несчастное дитя?.. Изделие номер два – это гондон!

Выходя из поликлиники, Даша на все сто понимала, что внутри нее живет человечек. Она сама хорошо помнила, как жила в животе матери, как сладко в нем спалось, как тепло было в безбрежных водах материнского океана… Ей не нужен был какой-то гинеколог, чтобы понимать неизменную суть вещей. Ей, минуя мозг, преобразуясь в эмоции, все объясняла сама природа.

Вернувшись домой, Даша сообщила Иосифу, что носит в животе ребенка, братика или сестричку сына. Потом спохватилась и подумала, что отцом ее ребенка будет ее же сын. Сердце сжалось от ужаса, но тотчас пришла спасительная мысль, что Иосиф приемный, что по-человечьи ошибок нет и хоть бы все обошлось!

Лишь сменщица почуяла что-то неладное и кидала на животастую Дашу подозрительные взгляды. Как-то, не выдержав, взрываясь от любопытства, уборщица спросила напрямую:

– Снасильничал?

– Что?

– Сынок твой убогий?

Она не понимала, а потому опять спросила:

– Что?

– Сын тебя обрюхатил?! – почему-то разозлилась сменщица.

– А?.. Нет! – наконец поняла Даша. – Что ты такое говоришь!

– Кто же?

– Так это поэт Бродский! Его отпрыск во мне!

– Какой такой поэт?

– Обыкновенный. Нобелевский лауреат…

– А-а-а, – дошло до сменщицы. – Сиделец, что ли? Зэк?

– Ага, – соглашалась на все Даша.

– По переписке познакомились?

– Ага…

– Ну, известная история! Вышел, попользовался – и слинял, как переполненная маршрутка от лишнего пассажира!

– Так и было…

Потом женщины попеняли на тяжелую бабскую долю и разошлись каждая по своим делам. Даша трудилась на лестничных клетках, между тем живот рос, приближая все более многочисленными растяжками рождение ребенка, а Иосиф продолжал использовать мать для более-менее равновесного состояния разрушенного мозга.

Ей пришлось рожать дома – не с кем было оставить больного подростка. Она не страшилась процесса, ведь на ее родине женщины даже в тундре рожают, как олени. Даша позвала на помощь лишь все ту же сменщицу, так как больше ни с кем не была знакома.

– Может, скорую? – предложила товарка.

– Сама!

– Сама так сама…

Приготовили все полотенца, имеющиеся в доме, и прокипятили тряпки. Остатки околоплодных вод тоненькими струйками стекали по ногам роженицы, но, не обращая на это внимания, игнорируя нарастающие схватки, женщина проглаживала утюгом марлю для дезинфекции. Достали из закрытого шкафа канцелярские ножницы и прокипятили инструмент.

– Тупые, – поморщилась сменщица.

– Сойдет.

– Ох, не завидую тебе, подруга! Может, все-таки скорую?

– Начинаю! – предупредила Даша, стянула с себя бандаж и улеглась на кровать.

Как и все бабы, она кричала в схватках, старательно тужилась, а в это время запертый на кухне Иосиф выл как собака, будто помер кто.

На шестой час процесса Даша наконец разрешилась от бремени чудесным мальчиком.

– Поздравляю! – улыбнулась сменщица и перерезала ножницами пуповину. – Пошла на смену.

Таким образом и родила Даша уже родного сына, которого назвала в честь отца его и ее Иосифом. В загсе новорожденного так и записали – «Иосиф Иосифович Бродский».

– Имя еврейское, – уточнила госслужащая. – А записала русским!

– Так давайте перепишем, я не знала.

Регистраторша взяла новый формуляр, заполнила его, а потом с удовлетворением вывела в графе «национальность» жирным шрифтом – «ЕВРЕЙ».

– Держи свидетельство! – и гадко улыбнулась.

– Так хорошо?

– Очень!..

С удвоенной силой Даша вкалывала на домоуправление, где народец на нее поглядывал с презрением: мол, нагуляла двоих, а сама одуванчиком прикидывается. Подливала масла в огонь остракизма сменщица, принимавшая роды:

– От зэка у нее выблядок. Чернявенький такой мальчишка вышел… Она мне за помощь ни рубля не дала! Все косоглазые такие!..

Иосиф Иосифович вышел здоровым карапузом, жадно сосал грудь, а Даша производила молока в избытке, как маленькая молочная ферма. Удовлетворяя сексуальные надобности, находясь в процессе, отец маленького Иосифа тоже прикладывался к соску и тянул из него досыта.

Жизнь продолжалась, дети подрастали, младший Иосиф был столь же красив лицом, как и отец его, только мозги у него работали как положено и даже, более того, опережали остальных сверстников.

Дашин родной сын уже давно перестал питаться материнским молоком. Ему исполнилось семь, и он пошел в школу. Младшего зачислили мгновенно, как только завуч поглядела на невероятно красивого мальчика с большими печальными глазами и черными, как лак пианино, волосами, спадающими на плечи. Она живо представила его в белых перчатках со школьным знаменем в руках.

– Не похож он на вас! – заметила завуч.

– Весь, как две капли, – отец.

– Так бывает, когда отец доминантный.

Даша старалась, чтобы старший Иосиф не пользовал ее в присутствии младшего. А так для него он был реальным отцом и вроде все в семье нормально… Женщина даже сохранила молоко в грудях, которое так любил приемный сын и муж.