Андрей Геласимов - Фокс Малдер похож на свинью

Лидия Тимофеевна еще никогда не называла при нас Елену Николаевну Ленкой.

– Давай, давай! Нам всем хочется поиграть.

– Хорошо, – сказала Елена Николаевна, и я услышал, что голос у нее изменился. – Правила будут такие…

– Подожди! – вдруг прервала ее Лидия Тимофеевна. – Антон, вкусный был апельсин?

– Да.

– А теперь сходи на кухню и помой руки. Нечего сидеть здесь с липкими руками.

Я спрятал свои руки под стол.

– Продолжай, Лена, – сказала Лидия Тимофеевна. – Извини, что я тебя перебила.

– Да там ничего особенного… Просто я хотела, чтобы каждый рассказал о том, как первый раз влюбился.

– Я не буду рассказывать! – быстро вставила Марина.

– … и главное правило – говорить правду.

– Я, чур, не буду.

– Подожди, Марина, – сказала Лидия Тимофеевна. – По-моему, очень неплохая идея. Как остальным?

Она посмотрела на меня. Я просто пожал плечами. Антон вернулся из кухни и взял еще один апельсин.

– Почисти ему, Лена.

– Я сам.

– Нет, пусть Елена Николаевна.

– Я сказал – я сам.

Такого голоса у Антона я тоже еще не слышал. Вечер открытий. Скажи мне – кто твой друг…

А если самому непонятно?

– Хорошо, чисти сам, если хочешь. Но за это ты начнешь первым.

– Что начну?

– Ты слышал.

– Тупая идея.

– Антон, своему учителю нельзя так хамить.

– Тупая идея.

– Елена Николаевна – твой учитель.

– Тупая идея.

– У тебя что, пластинку заело?

– И апельсиновая история – дерьмо. Тупые приколы.

– Слушай, ты нарываешься. Ты с кем так разговариваешь?

Я посмотрел на Марину, и она кивнула мне головой. Пора было уходить. Но в этот момент неожиданно вмешалась Елена Николаевна:

– А может быть, ты сама нам расскажешь?

– О чем? – опешила Лидия Тимофеевна.

Она как будто забыла, что Елена Николаевна вообще здесь сидит.

– О том, как влюбилась в первый раз.

– Я?!! Да я даже…

Она вдруг запнулась и долго смотрела непонимающими глазами на Елену Николаевну. В ее зрачках дрожали огоньки свечей. Маленькие пляшущие черти. Наверное, слишком долго изучала Средневековье. Ведьмы, инквизиция – все дела.

– Хотя… почему бы и нет? Только… это будет не совсем первая любовь…

– Так нечестно.

– …но она все же моя… Рассказывать или нет?

– Рассказывайте, рассказывайте, – вставила Марина.

Я пожал ей под столом руку. Умная девочка. Правда, пальцы немного слипались от апельсинов.

Я лично успел съесть только два.

– Ну, слушайте…

А я вдруг подумал – вот бы про это написать. Как мы тут такие сидим. Напряженные. И свечи горят. У Елены Николаевны почти белое лицо. Может выйти забавнее, чем про Кортеса. И никакой эротики. Мама бы заценила. Хотя вряд ли одобрит. Как объяснить, почему в комнате вдруг оказались две учительницы и три ученика? Два ученика и одна девочка.

Как ее все-таки звали? Может, и не Марина. Марина, кажется, была потом. На втором курсе.

А эти трое – несовершеннолетние. Родители не захотят в такое врубаться. Нет, маме давать нельзя. Выключила как-то раз телевизор. Я даже не помню, что там показывали. Зато помню, как выключала. Встала с дивана, прошла через всю комнату и дернула за шнур. Как будто змею за хвост потянула. Папа начал кашлять и отвернулся к своим газетам. Они всегда лежали у него под рукой.

Он, кстати, мне так и не объяснил ничего. Насчет мужчин и женщин.

Разговор сына с отцом.

«Ты знаешь, сынок, пора тебе кое-что узнать…»

Ни фига подобного. Пришлось ждать, пока не появилась Инга. Без разговоров. Просто брюнетка с голубыми глазами.

Александр Сергеевич Пушкин.

«Давай, я тебе помогу. Нет, нет, так не надо. Лучше вот так».

С Пушкиным не поспоришь. Насчет опыта он разобрался. И насчет парадоксов.

«Очевидное – невероятное».

В школе часто рассказывали про роль телевидения в жизни подростка. Если нельзя смотреть секс, то смотришь всякую дребедень с лысым Капицей: «Добрый день!» Слово «день» произносит как «дзень». Может, увлекался буддизмом.

«Ты меня теперь ненавидишь?»

Шли по улице, она посмотрела на меня синими глазами и замолчала в ожидании моего ответа. У нее был муж, ребенок – все дела. Двадцать три года. А мне – восемнадцать. Но интересно было, конечно. Интересно – не то слово.

«Ненавидишь?»

«Я не знаю. Мне как-то… неприятно».

«Хочешь, я уйду? Больше не будем встречаться».

«Не знаю. Давай я тебе позвоню».

Не выдержал двух дней. Мама потом сказала, что это я сломал телефон. Может, и я. Теперь уже не помню.

Так что насчет эротики лучше было не заикаться. Перед мамой, во всяком случае. Она бы не поняла. Вернее, вряд ли одобрила бы. Она вообще не очень любила читать. Детективы в журнале «Человек и закон», «Работница», журнал «Здоровье». Мои приколы насчет учителей ее бы не вдохновили. Тем более – я сам еще не знал, чем это кончится: сидим за столом такие, молчим.

И вот тут вспыхивает лампочка, и почти сразу раздается звонок в дверь. Длинный. Потом еще.

– Кто это может быть? – говорит Лидия Тимофеевна.

– Ты меня спрашиваешь? – отвечает Елена Николаевна. – Только не надо на меня так смотреть.

– А про любовь слушать не будем? – спрашивает Антон.

Лидия Тимофеевна поворачивается ко мне и кивает головой в сторону прихожей. Я встаю из-за стола. Кроме меня, тут дверь открыть некому.

Как там звали этого старика из «Вишневого сада»?

– А ты что здесь делаешь?

На меня смотрит капитан Эдуард Андреевич. У его ног сидит большой черный пес. Они оба смотрят на меня.

– Твоя как фамилия?

Интересно он разговаривает.

Но я не могу спросить его, как он здесь очутился. Потому что он капитан. Хоть и без формы. Я вообще в первый раз вижу его без формы. Очень смешной.

Кроме собаки.

Потому что псу не до смеха. Морщит нос и рычит. Пришел в чужой дом, а ведет себя как свинья.

– Кто там, Саша? – спрашивает Лидия Тимофеевна из комнаты.

– Это я, Лидия Тимофеевна! – кричит капитан через мое плечо. – Я – Эдуард Андреевич.

У меня за спиной мертвая тишина.

Вторжение гитлеровских войск на территорию Чехословакии. Лязг танковых гусениц и песни немецких солдат. Гробовое молчание союзников.

Доигрались.

Билет номер 16. Начало Второй мировой войны.

– Я пройду? – говорит мне капитан, и я делаю шаг в сторону.

– Здравствуйте, – доносится до меня из комнаты. – А-а, так вас тут много. Учительницу пришли проведать свою?

– Проходите, – отвечает ему голос Лидии Тимофеевны.

Я незаметно возвращаюсь туда, где сидел. В глазах у Марины тоска. Я киваю ей головой. Время объявлять эвакуацию.

– Снегу-то сколько навалило, – говорит капитан. – Настоящий Новый год.