Ариадна Борисова - Хлеба и чуда (сборник)

Нетвердыми шажками огибаю лужу на асфальте. Ветер лениво гоняет на ее голубом глазу флотилии окурков. На мне лыжная шапка, кусок портьерной ткани вместо шарфа, солнцезащитные очки. Из-под правой линзы подтекает к щеке заживающий синяк с легкой желтизной по краям, нечистая кожа шелушится в морщинах.

Я потом смою эту маску с почтением к искусству художницы, до полной неузнаваемости преобразившей мое лицо с помощью косметики, желатина и дрожжей. Костюм собрала я сама. Обтерханные полы охотничьей куртки хлопают по трепещущим пузырям «спортивок» на коленях, старые ботинки сына зашнурованы проволокой. Представитель рукопротяжной мастерской удался из меня колоритный, в стиле унисекс между котом Базилио и лисой Алисой. На половую принадлежность намекает единственная деталь убранства – дамская сумочка нафталиновых времен. Л. Н. хранила в ней какие-то документы, но стершиеся застежки-поцелуйчики перестали защелкиваться, и сумочка была пожертвована в спутницы фиглярского похода.

Плетусь потихоньку. Иду по́ миру, по ми́ру иду. Подразумевается, что ничего вокруг не замечаю и улавливаю, конечно, надменный взгляд обогнавшей женщины. С нею девочка лет шести. Спрашивает:

– Мам, почему тетя такая страшная?

– Она бомж.

Предваряя следующие вопросы, мать поясняет:

– Бомжи – это люди, которым негде жить, потому что они не хотят работать.

Девочка оборачивается и показывает мне язык.

– … плохо учились, – доносится удаляющийся женский голос. – Тот, кто плохо учится, плохо заканчивает.

– Школу, – понятливо кивает дочь.

Мама с дочкой скрываются в дверях овощного магазина, а мне вспомнился связанный с ним рассказ моей знакомой. Случай со сказочно реальным финалом. Или реально сказочным. В общем, оксюморон.

Шла она как-то с работы под Новый год и заглянула в овощной. Видит – очередь огромная, до двери, и цитрусовыми в воздухе пахнет. Кто последний? Что выкинули?

А выкинули – диво дивное! – марокканские апельсины. Ближние к прилавку женщины снимали шарфы и шали, чтобы защитить южные плоды от сорокаградусного мороза. Очередь двигалась бойко, под руками расторопной продавщицы так и скакали в пакеты оранжевые мячики.

Не прошло и часа, как грузчик водрузил коробку прямо на прилавок и предупредил продавщицу:

– Больше нету.

Разрезая упаковочную ленту, та возвестила:

– Одна коробка осталась!

Хвост очереди мгновенно рассеялся, передние разволновались:

– Если по килограмму, всем хватит…

Продавщица торопилась. Дома ее с апельсинами, наверное, ждали дети.

– Имейте совесть, женщины, через три минуты магазин закрывается! – Взглянула на покупателя, единственного мужчину: – Сколько вам?

Бородатый, могучий, как Илья Муромец, в росомашьей шапке и телогрейке, с порожним рюкзаком за спиной, он был похож на геолога (настоящего), только что из леса. Широко улыбнулся:

– Беру все!

Женщины застыли. Продавщица смущенно отсчитала сдачу. А мужчина, распахнув створки коробки, весело пророкотал:

– Ну, чего уставились? Налетайте! Всем хватит. С Новым годом вас!

… Случаются иногда чудеса под Новый год.

После тех новогодних праздников Правительство и Центробанк России объявили смену масштаба цен в тысячу раз. И – прощайте, нецитрусовые лимоны. До свидания, марокканские апельсины. «Живые» деньги превратились в невидимок. Коммунальные отчисления совершаются заочно без участия граждан. Птицефабрика расплачивается с работниками яйцами, строительный завод – шлакоблоками, непроизводственные учреждения – предметами взаимозачетов. Средняя школа заплатила строителям за ремонт новыми рублями в виде китайского порошкового супа. Он оказался вышедшим из рекомендуемого времени употребления. Одно предприятие выдало сотрудникам квартальный аванс дефицитными сковородами «Тефаль» и турецким бельем. Остаток – не поверите, интимными женскими штучками. Их рекламировала по телевизору некая Надежда Осипова. Шпарила прямым текстом: я, мол, Надежда Осипова, и сразу переходила на этих, с крылышками. Не ангелов.

Эквиваленты зарплаты называются модным словом «бартер» от английского barter (товарообмен) и старофранцузского barater (обменивать, обманывать). Второе значение в нашей реальности точнее. Шквал эпохи в ускоренном темпе вдувает иноязычные поветрия, сея семена неразумного, недоброго, – не всегда, к счастью, вечного. Мы еще не знаем, что бартер удастся-таки выпихнуть из жизни в словарь финансово-коммерческих терминов. Привыкаем к новой словесной экспансии, такой же гибкой и вариативной, как побеждающий родной мат.

Еще просматривают газеты те, чьи дети предпочтут чтению зрелища, а любители чтения уже не испытывают литературного голода. В книжном магазине с устаревшим названием «Пропагандист» лежит в свободной продаже даже «Книга о вкусной и здоровой пище». В несытые годы ее всегда переиздают по многочисленным просьбам трудящихся.

Каких-то лет десять назад букинисты целых полгода принимали книги на вес. Не макулатуру, я не обмолвилась, именно книги. Перевыполняли план, пока не замучились с неликвидом. Мы с мужем страстно любили этот barter. Сдаешь, к примеру, десять кило публицистики во главе с «Целиной», получаешь взамен «Поднятую…». Маркеса, Дрюона…

Я благополучно преодолеваю высокое крыльцо гастронома. Прилавки мясного отдела девственно чисты. К углу пустой стеклянной витрины прислонены праздные ценники: «Говядина – 30 руб.», «Свинина – 25 руб.». Независимо от назначения отделов на полках красуются консервы «Килька в томате». В нос шибает больничной хлоркой, только в хлебном химический запах перекрывается ароматом свежей выпечки, и возле кассы толпится хмурая очередь.

Заинтересованные взоры обратились в мою сторону, но едва я в некотором ужасе завела: «Простите, пожалуйста, не могли бы вы…», люди потупились будто по команде. Послышалась приглушенная ругань. Кто-то возмутился присутствием негигиенического субъекта в продовольственном месте.

Я чуть было не сбежала с облегчением, и тут звякнули первые монеты. Пришлось изо всех сил вживаться в амплуа. Саша фотографировал, мастерски скрываясь за стойками и спинами.

Зачатки профессионально-психологических навыков наметались быстро, лодочка ладони сама поплыла к потенциальным подателям. Дама «в брильянтах и нерпах» брезгливо кинула на пол передо мной бумажную десятку. Спасибо за труд. Сподобилась все-таки остановиться, открыть кошелек и подыскать номинал поменьше. Бутылку пива сунул на бегу молодой человек широкой души: «На, опохмелись».

Кто-то высыпал в руку горсть копеек, и собственная душа моя взмывает к горлу. Едва сдерживаюсь, чтобы не броситься вдогонку за сердобольной старушкой. Безрассудный порыв подначивает содрать с себя личину, покончить с кощунственным спектаклем… Вернуть весь нечестивый улов, добавив от себя!