Александр Снегирёв - Я намерен хорошо провести этот вечер

Если бы мне нравились лошади, я бы ходил на ипподром. Мне нравятся женщины, и я хожу на Тверскую. На ипподроме надо платить за вход, на Тверской смотришь бесплатно. Тут женщины на любой вкус: белые, вороные, буланые, молоденькие и зрелые, фигуристые и унисекс. Цокают каблуками и шпильками, шуршат балетками и кедами, переступают ногами, держат осанку. Я люблю разные ноги: смуглые и с накачанными икрами, полненькие и чувственные, со щиколотками тонкими аристократическими и с крестьянскими широкими, с острыми коленками и с округлыми, длинные, короткие, стройные и кривоватые, любые. Лучшего зрелища, чем пара ножек, на свете нет.

В кафе огромные окна от пола до потолка. Зал наполнен солнцем. Напротив меня сидит парочка: она – рыжая немка-голландка, он – шатен, москвич. Обоим по девятнадцать, не больше. Держатся за руки. Он сидит ко мне спиной, она – боком. Прекрасно виден ее бюст, едва не выплескивающийся через край декольте. Она мягкая. Я ее не щупал, но мягкость очевидна. Чрезмерная женская мягкость не в моем вкусе. Предпочитаю определенную степень упругости. Чтобы не как старая подушка, а как накачанный пляжный матрас. Но не перекачанный. Несмотря на весь мой критический анализ рыжей иностранки, глаза от ее буферов оторвать невозможно. Хочется туда нырнуть. И задержаться на некоторое время. Пока воздуха хватит. Больше ничего и не требуется, только нырнуть. И вынырнуть.

А еще она наверняка вся покрыта пухом.

Шатен длинноволос, интеллигентен, кругловат и мешковат. Я был на него похож когда-то. В его возрасте. Кругловатым не был, а вот мешковатым еще как. И остался. Только бедра у меня поуже. А плечи пошире. И волосы покороче.

Шатен от перекатывающихся в декольте буферов в отпаде. Они его заколдовали. Они бы всех тут заколдовали, если бы рыжая сидела ими внутрь кафе. Но рыжая сидит ими в сторону окна, так что весь кайф достается шатену, мне и нескольким рабочим, которые очень уж медленно тянут трос из люка в тротуаре. Встали друг за дружкой, согнулись и тянут, точно бурлаки на Волге. А пялятся все в окошко кафе на ее буфера.

Парочка то и дело целуется. В лобик. То она его, то он ее.

Не каждый решится иметь постоянно перед глазами такое декольте, но мальчику явно требуется сильная зависимость. Одни выбирают героин, другие – белые, колышущиеся, в едва заметных веснушках сиськи.

Время от времени официантки вопят «добрый день» или «всего доброго». Каждый раз вздрагиваю. Мы с нежничающей парочкой сидим за выступом стены и не видим входящих и уходящих, да и звука двери не слыхать. Официанткам никто не отвечает – наши люди недоверчиво относятся к приветствиям незнакомцев.

Рыжая заказала трясучку с сиропом. Принесли. Трясучка дрожит в унисон буферам. Она что, специально? Со стороны и не скажешь, что чувство юмора ее конек. Впрочем, с чего я так решил? Животик рыжей нависает над ремешком джинсов. Если будет и дальше увлекаться трясучкой, дело примет необратимый характер. С мягкими людьми всегда так. Рыжая поглощает трясучку, срезая ее ложечкой. В трясучке остаются выемки с идеально гладкими краями.

Тут она поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза. Я даже опешил от такой ее решительности. Вроде я только что был за наглого, а она этим взглядом расстановку сил переменила. Чувствую, краснею. А она смотрит, усмехается и вдруг говорит мне на чистом русском с интонацией подвыпившей вокзальной буфетчицы:

– Ну… припади. – и одной рукой грудь свою мнет, а другой очередную ложечку с трясучкой в ротик свой отправляет.

Уф! Ну и примерещится же! Рыжая по-прежнему смотрит на шатена, шатен смотрит на рыжую.

Отправляю эсэмэску милашке – продавщице каталогов: «Хочешь кофе?» Эсэмэска не доходит, ее телефон отключен.

Наступил вечер. Сижу в «Солянке» на подоконнике. С давней подружкой сижу. Место модное уже не первый год. А мы здесь впервые. Нам по двадцать девять. Чувствую себя старшим братом, которого родители попросили присмотреть за вечеринкой младших членов семьи. Я привык думать, что я и есть молодежь. Теперь вижу, что больше не я. Мальчики одеты в джинсы, скроенные как клоунские галифе с отвисшими задницами, словно обладатели их обделались. Некоторые и вовсе в рейтузах. У всклокоченных девочек ярко подведены глаза. Все моложе меня лет на десять. Они никогда не жили в Советском Союзе, не коллекционировали стаканчики от заграничных йогуртов. Для них норма, что везде продают колбасу и яркие шмотки. Американские муви принято презирать, а не гоняться за новинками. Повсеместное наличие жвачки их тоже, кажется, не колышет. Десять лет разницы в нашем случае – пропасть.

Ощущаю себя простаком, любером, Брюсом, мать его, Уиллисом, который приперся на пати к соплякам-мажорам. Вместо пушистой челки у меня бритая, лысеющая башка, вместо бледности – загар, вместо рубашки с кружевными манжетами и бабочкой под горлом – розовая олимпийка с капюшоном. Стоит ли говорить, что джинсы на мне обыкновенные, а очков в черной прямоугольной оправе вообще нет. Лоховатый чиновник-взяточник, которого молоденькая телочка вытащила в свет, и он приоделся модненько. В итоге выглядит как безнадежная вчерашка, жалкий от собственных попыток понравиться. Тянет крикнуть: «Мне еще тридцати нет, только двадцать девять! Я могу рейтузы натянуть, если надо!» Тридцати нет, а я уже ископаемое. Хоть в рейтузах, хоть без рейтуз. И пускай какая-нибудь семнадцатилетняя девчонка с всклокоченной гривой, обнимая своего изящного мальчика, глянет на меня через плечо, пускай вспорхнут ее ресницы, все равно я старпер. Дядя. Чужой.

Впрочем, я малолетним прелестницам не навязываюсь. Я со своей бабой пришел. То есть с подругой. Мы просто давние друзья. Моя детка сейчас далеко. Мы поцапались, и она улетела. Ничего, через недельку-другую вернется. В окне, из-за крыши дома напротив, луна показала свой краешек. Так, задирая на мгновение юбочку, кубинские кокетки показывают попку. Увлекшись наблюдением за игривой луной и размышлениями о наступившей старости, я стал слушать невнимательно. А давняя подруга между тем заявила, что выходит замуж. Через месяц. Хотели виллу арендовать в Турции, или пароходик в Греции, или какую-то ферму в Болгарии, но с доставкой гостей затык выйдет. Гости-то в основном голодранцы, никто не сможет оплатить билеты, а те, кто сможет, – поленятся. Приглашать же за свой счет дорого. Решили, короче, дом отдыха снять. На Десне. Или на Клязьме. Какие у нас тут под Москвой речки? Автобус закажут и гостей туда от метро довезут.

– Тебе как? – спросила она, описав предстоящее торжество.

То есть как мне ее идея про дом отдыха.

– Честно? Мне все равно.

– Ты что, охренел?! Это же моя свадьба! – Подруга надулась.