Александр Снегирёв - Как мы бомбили Америку

– Когда работаешь с кипятком, парень, перестаешь чувствовать боль, – говорил Кис, пронося мимо стопку раскаленных тарелок только что из мойки. Стоило отвернуться, как Кис с грохотом ставил тарелки и дул на пальцы.

После закрытия мы по очереди мыли пол. Любой бы просто возил шваброй по кафелю, только не Кис. Его мускулы заранее начинали перекатываться. Наконец он хватал швабру и тыкал ею в ведро, словно копьем. Затем Кис выбрасывал швабру вперед.

Выдох.

Подбирал к себе.

Вдох.

Он отжимал швабру с такой же со страстью, как если бы сворачивал шею поверженному дракону.

Потом мы вместе волокли на улицу переполненные мусорные баки. Во дворе стоял огромный контейнер. Кис вскакивал на него и буквально отрывал крышку. Перед ним был злобный тигр, которому Кис разрывал пасть.

В свободный послеобеденный час мы продолжали походы в городок, где писали письма родным в интернет-клубе библиотеки. На улицах города попадалось много ряженных по моде трехсотлетней давности. На футбольном поле для туристов разыгрывались типичные сценки из тогдашней жизни. Пожилой черный раб вез тележку за маленькой белой девочкой, а две хозяйки ссорились из-за капусты. Одним погожим днем мы застали повешенье.

– Он украл у меня курицу! – вопила беззубая тетка в чепце, тыча пальцем в патлатого бедолагу, схваченного солдатами в красных британских мундирах.

– Он вор! – заходилась тетка.

– Вор!!! – ревела толпа зевак в шортах и кроссовках.

– Вздернуть вора! – крикнул мужичок, одетый в бархатный камзол с манжетами.

– Вздернуть!!! – подхватила толпа.

Солдаты потащили беднягу к эшафоту.

Мы шли мимо, но решили остановиться и досмотреть до конца.

Тем временем вора загнали на эшафот, подталкивая штыками. Палач завязал ему глаза. Рядом копошился священник.

– Этот человек осуждается законом города Вильямсбург на смерть! – зачитывал приговор толстяк в треуголке.

Туристы с фотоаппаратами на изготовку напирали. У самых нетерпеливых заранее полыхнули вспышки. Солдатам пришлось сдерживать натиск толпы, держа ружья наперевес. Спустя века казнь не утратила привлекательности.

– Пощадите! – вдруг завопил осужденный и, пихнув священника, попытался бежать. Толпа заулюлюкала, дружно сомкнувшись. Лишать себя зрелища народ не хотел. Палач грубо скрутил бедолагу, пригнув его к полу.

Я вспомнил Рязань и наш последний военный городок перед назначением отца в Москву. У мамы была коричневая курица Свинушка. Я любил искать в ящике с сеном теплые яйца и таскать пушистую Свинушку на руках. На девятое мая ее решили зарубить. Срочно потребовался суп, да и переезд в Москву был не за горами. Мне велели не смотреть, но я подглядел. Отец прижал кудахтающую Свинушку к деревянному, выщербленному бруску и отрубил ей голову топором. Курица какое-то время бегала без головы по траве. Мама стояла в светлом платье в голубой цветочек, строго наблюдая за беготней обезглавленной.

Свинушку ощипали и опалили. Внутри у нее обнаружилось множество зарождающихся яиц в разных стадиях. Одно было совсем большое, с мягкой скорлупой, другие мельче. Они напоминали кисть желтых виноградин…

Священник перекрестил вора и сошел с эшафота. Заиграла барабанная дробь. Мы встали на цыпочки.

– Именем Бога и Короля!!! – завопил толстяк в треуголке. На шею вора накинули петлю.

Барабанная дробь стихла. В полной тишине под преступником раскрылся люк, и он затрепыхался в петле. Толпа взорвалась аплодисментами и ревом.

Перекладина опустилась, и актер исчез в люке, а через секунду выбежал из-за эшафота и низко поклонился зрителям. Остальные участники представления тоже кланялись.

– Неплохо, – сказал Юкка. – У нас бы тоже можно было стрельцов на Красной площади вешать или юнкерам яйца отрезать.

– Да, нам есть что показать, а мы стыдимся, – посетовал я. – Не ценим свою историю.

В тот день мы купили в сувенирном магазине пару открыток со сценой повешенья и отослали домой.

Однажды утром мы обнаружили, что в комнате триста семь поселилась колоритная парочка: седоусый громила-байкер и фигуристая мадам слегка за сорок. Ее грудь нас сразила. Сиськи так и распирали майку, словно каменные формы сталинских работниц. Увидев эту грудь, мы потеряли покой.

На следующий день была предпринята вылазка. Когда байкер с подругой укатил в город, мы пролезли в их комнату. Постель была разбросана, на полу валялось соблазнительное дамское белье. Я зарылся носом в подушки.

– О, мама мия! Что за баба!

Юкка сел с краю, задумчиво вертя в руках ее стринги.

– Что за баба! – подвывал я.

Юкка поднес трусы к лицу и глубоко вдохнул. Я придвинулся и тоже вдохнул. На полу стояла целая банка смазки для анального секса. Мы схватили эту банку, открыли, забрались пальцами в густую массу. Так и сидели, забыв обо всем, перемазавшись смазкой и нюхая черные стринги. Что за баба! Если бы вы только ее видели!

– Алекс! Джей! Где вы?! – донеслись со двора крики Олимпии.

Мы наврали, что возникли проблемы с пылесосом. Наведя наконец порядок в комнате триста семь, мы захлопнули дверь.

– Волшебная комната, – подытожил Юкка, обычно чуждый всему романтическому.

Работа превратилась в рутину. По утрам мы уже без всякого восторга катили хаускиперскую тележку с чистым бельем, моющими средствами и рулонами туалетной бумаги. Мы стали подолгу молчать.

Завтраки из помойки тоже потеряли очарование риска и новизны. Мы уже без сердечного трепета ощупывали пакеты, лежащие в липких мусорных баках. Мы стали профессионалами, таможенниками помоек. Мы могли определить на ощупь, имеется ли в пакете достойная жратва. Мы выуживали просроченные пончики, подмоченный хлеб и запивали напитками, оставленными в номерах. Обычно это был слабый алкоголь. Лишь однажды меня посетило забытое чувство удивления. Это случилось, когда я достал из желтой урны на углу второго корпуса булочку с маслом, всполошив целую стаю ос, слетевшихся на прокисший джем. Сжевав булочку, я решил запить ее коктейлем со смирновкой, который оставила парочка из 307-й. Я взял бутылку, сбил крышку об угол своей тележки и жадно приложился к горлышку. Вкус был немного странный. Не самого коктейля, а горлышка, к которому я прильнул губами. Я отнял бутылку ото рта и присмотрелся. К горлышку прилип темный завиток лобкового волоса.

– Смотри, Юк, я пью из фаллоимитатора! – радостно вскрикнул я.

– Не понял? – Юкка вышел из номера на свет.

– Этой бутылкой сисястая мастурбировала! Смотри, волос! – я показал Юкке завиток.

– Круто! Дай хлебнуть!

– Наверное, байкер ее не удовлетворяет…