Александр Снегирёв - Как мы бомбили Америку

– Сори? – Я часто переспрашивал, хоть знание английского у меня и улучшилось, но многое я еще недопонимал.

– Нож, дай лизнуть твой нож, – Женуария указала пальцем для убедительности.

– Мой… нож… на… – Ничего не понимая, я протянул ей нож. Лишь когда негритянка с наслаждением провела розово-шоколадным языком по широкому лезвию, щедро испачканному чизкейком, я врубился.

– Теперь понял? – Она усмехнулась, протягивая мне обратно абсолютно чистое, сверкающее лезвие..

– Ага.

– Обещаешь дать мне полизать нож, когда я попрошу?

– Обещаю.

– Моя белая умничка.

Женуария удалилась. Я был настолько поражен, что забыл отметить на специальном бланке заказа выданный чизкейк. При ревизии, проведенной донной Розой, данные не сошлись, и стоимость куска вычли из моей зарплаты.

В самые горячие часы кухня превращалась в кочегарку крейсера «Варяг» во время последнего сражения. Все носились как угорелые. Пот лил градом. Иногда Кис, работавший в «Вестминстере» посудомойщиком, зашивался и на ползущей к моечной машине резиновой ленте скапливались горы грязных бокалов с отпечатками губ и тарелок, заполненных обглоданными мясными костями и опустошенными панцирями морских гадов. В такие моменты я приходил на помощь. Вытряхивал объедки в бак, расставлял тарелки по специальным ящикам и загонял в клокочущую посудомойку. Когда открывался ее люк, оттуда валил пар, а по стенкам ползли капли кипятка. Через пару минут я доставал ящики с вымытой посудой с другой стороны машины. Отмытые от грехов и всего земного тарелки жгли пальцы. Я сортировал их и расставлял по полкам, где они ждали нового появления на свет, чтобы снова наполниться пищей, чтобы быть вожделенными и аппетитными, а потом небрежно отодвинутыми пресыщенной рукой. И так до скончания веков, пока неловкий официант не перевернет поднос на кафельный пол.

Я выполнял все поручения Бельмондо и Олимпии. Бегал в комнату-холодильник, где хранились дорогостоящие продукты типа тортов, мяса, морских гадов и пива. Приносил лед из ледогенератора. Он грохотал, выплевывая из своего жерла очередную партию кубиков. Это всегда случалось неожиданно, будто ледогенератор желал меня напугать.

После закрытия ресторана я тщательно протирал тряпкой все поверхности из нержавейки, которые меня окружали. Я мыл пол на кухне, сгибаясь, как раб. Бельмондо научил меня делать это правильно. Когда орудуешь шваброй, не надо наклоняться, спина будет болеть. Закончив уборку, мы на пару с Кисом выносили баки с мусором и выволакивали тяжеленные тюки грязных скатертей. День завершался чисткой коврового покрытия в зале. Олимпия отодвигала стулья – я елозил пылесосом. Юкка терпеливо поджидал меня, подсчитывая чаевые.

Очень скоро наши отношения с семьей Папарис стали самыми теплыми. Мы наконец разобрались в сложной на первый взгляд системе родственных связей и отношений. Когда-то, давным-давно, донна Роза приехала в Америку с мужем и малолетней дочерью Марианной. На сбережения они взяли в аренду старую блинную во Флориде. Дела пошли хорошо. У четы Папарис родился Лаки – первый настоящий американец в семье. Дети росли, дело расширялось. Потихоньку мистер Папарис скупал землю и ссужал в долг. Когда пришло время Марианне выходить замуж, мистер Папарис вспомнил своего старого друга, оставшегося в глухой греческой деревушке. У того был сын, ровесник Марианны. Парня выписали из Греции, и он, окрыленный свалившимся счастьем, отправился в Америку. Он женился на Марианне, впервые увидев ее на свадьбе, а на следующий день был отправлен на кухню в должности салатника. С тех пор Бельмондо, а это и был тот деревенский парень, кухню не покидал.

Лаки, младший в семье, рос избалованным ребенком. В отличие от Марианны ему дали хорошее образование, он успел попутешествовать и всю жизнь всячески развлекался. Однако в конце концов и он должен был жениться на гречанке. Жену также выписали с родины предков. Олимпия оказалась послушной трудолюбивой девушкой и пришлась очень кстати на кухне, где орудовал Бельмондо.

Владения мистера Папариса ширились. Теперь он сдавал землю в аренду, выгодно вкладывая дивиденды. Одна за другой появились внучки. Сначала Олимпия родила Мишель, а вскоре Марианна подарила Бельмондо Лицу. Не успели девочки распрощаться с младенчеством, как решено было перебраться в Вирджинию, в туристический городок Вильямсбург. Блинную продали, купив ресторан «Вестминстер» и мотель «Джордж Вашингтон Инн», удачно расположенные у дороги. Лаки заведовал мотелем, а Марианна – рестораном. Но бизнес был семейным, поэтому после уборки комнат Олимпия помогала на кухне, а Бельмондо мог подменить кого-нибудь в мотеле.

Неподалеку выстроили два роскошных особняка из темно-красного кирпича в тон старинным зданиям Вильямсбурга. В особняках поселились Лаки и Марианна с семьями. Мистер Папарис с донной Розой жили в центре города в шикарном трехэтажном доме. За год до нашего появления мистера Папариса хватил удар, и теперь его жизнь обеспечивало множество шлангов, а передвижение – кресло-каталка. В семье этого патриарха звали Папсом.

Бельмондо и Олимпия были добры к нам. Каждый вечер они собирали для нас ужин: недоеденную печеную картошку, пару соусов и булочку. Бельмондо обожал шутить.

– Хочешь, покажу русскую фигуристку, Алекс? – обращался он ко мне.

– Хочу, – отвечал я. Тогда Бельмондо принимался порхать по кухне, неприлично суя в рот огурец. Я покатывался со смеху.

Однажды он специально сжег в духовке пару булочек, а потом подозвал меня и поинтересовался, дескать, что это?

– Как что? Сожженные булочки, – недоумевал я, подозревая подвох.

– Это яйца Киса! – ответил Бельмондо, и мы вместе хохотали до упаду.

– Тихо! – шипел Бельмондо, поглядывая на Киса, который зыркал в нашу строну, догадываясь, что шутят над ним.

Мы нравились грекам. Греки платили нам ненужными продуктами и банковскими чеками. В один прекрасный день на кухню зашла миловидная девушка с каштановыми волосами и в зеленом платье. Бельмондо хитро посмотрел на меня:

– Познакомься, Алекс, это Лица, моя дочь.

Кис увлекался не только питьем химикатов, но и кунг-фу. Иногда на него что-то находило, и Кис делался героем боевика. Мытье посуды было для Киса борьбой со злом. Молниеносными движениями он смахивал объедки с тарелок.

Выдох.

Загонял новые партии посуды и приборов в клокочущую машину.

Вдох.

Выгружал раскаленные фарфор и серебро.

Выдох.

Расшвыривал все по полкам.

Выдох. Вдох. Выдох. Вдох.

Кис обожал Брюса Ли.

– Брюс Ли – мой кумир! – как-то поделился он со мной, когда в особо тяжелый пятничный вечер мы боролись с грудами грязных тарелок бок о бок.