Наталья Рубанова - Сперматозоиды

Она закрывается в ванной, чтобы пересчитать, пока старуха не видит, купюры: если воспринимать их как эквивалент человеческих отношений… и вообще энергии… – но осекается. Как атипичный представитель «экономически подчиненной группы» (sale, second hand, etc.), Сана не умеет завидовать, – а респектабельных свиней, делающих заказы в конторке, где просиживает от сих до сих разноцветные юбки-брюки, презирает: от заказов свиней зависит, тем не менее, зэ-пэ, позволяющая оплачивать некоторые счета – но лишь некоторые.

«Ты скоро?» – кряхтенье, неумолимо приближающееся шарканье, двадцать пятый кадр: розы на салфетке вышили мы сами… помнит ведь, помнит! тридцать семь зим в кишки вмёрзло – а теперь подарим нашей милой ма… – тридцать семь, а поди ж ты, как в мозг впечатали… Может, если б ничего этого там, в мозгу-то, не сидело, они все – ну, из «группы», из «экономически подчиненной», и жили б нормально?.. Что такое, кстати, жить нормально, гадает Сана.

Дверь открывается: «Ноги помыть хочу, пусти» – от старухи, как всегда, пованивает. «Вся вымоешься, может? Голова-то смотри какая…» – «Часто нельзя». – Сана отворачивается: невозможно принимать человека, принимающего душ раз в месяц, таким как есть. Раз в месяц, мамадорогая, раз в месяц – или реже: поначалу еще ничего, но потом… когда запах псины смешивается со стойкими запахами мочи и подгнившей рыбы… Становясь невыносимым, амбре и провоцирует большинство скандалов.

Сана мечтает съехать, но зэ-пэ смеется над ней – конверт за конвертом: с такой зэ-пэ светит лишь подстольная конура в получасе, как говорят о н и, пешкодралом от жэ-дэ: все это, впрочем, не ново – Сана дважды стояла одной ногой замужем, а потому предпочитает проституцию социальную – генитальной. Одиночество – вот и все, в сущности, что ей сейчас нужно: они в этих случаях советуют представлять комнату…

Сана проходит в «зал» – старуха, как всегда, насвинячила: да, собственно, чего ждать от человека с таким диагнозом?.. Ничего, ничего нельзя ждать от человека с таким диагнозом – с другим диагнозом, впрочем, тоже: от другого человека с другим диагнозом вообще ничего ждать нельзя – вот Сана и не ждет, изо всех сил не ждет П.

Сана знает кое-что о «пилюлях счастья», однако П. не готов, не готов к пилюлям – лишь на миг умолкает мозг его, на один миг лишь: трупики мыслей привычно множатся с невероятной скоростью: вдруг тебе не понравится?.. вдруг мы все испортим?.. Сана отворачивается: Сане, конечно же, не понравится, если он просто обнимет ее – даже наверняка! Сана смеется и жмет руку П.: мягкую, теплую – чужая роскошь ладонной нежности! – а потом, уже дома, разглядывая себя в зеркале, равнодушно отмечает, что vsё eshё horosha; впрочем, шмотки из секонд-хэнда, стильные шмотки второй свежести, шмотки «с барского плеча» скроют через минуту и грудь, и наглую ложбинку на шее, и тонкую полоску межножья, куда заплывешь раз – и уж не вынырнешь, пропадешь. Вот П. и боится, у П. ведь семеро по лавкам – ну, пусть не семеро, пусть двое, мальчик и мальчик, десять и восемь… а еще жена Женя , оговаривается он, жена Женя (подвид), живущая, разумеется, «только ради семьи»… Сана не комментирует: Сана видела эту ж.(крашеная блондинка в унылом брючном костюме – и шарфик на шее, безвкусный, нелепый, никчемный, глупо-розовый, до тошноты: глупо-розовый): видела на выставке, на его, П., фотовыставке… О, Сана знает: нужно «всего лишь» отпустить ситуацию, позволив событиям течь, как им заблагорассудится, однако сегодня, почему-то именно сегодня сделать это невероятно сложно. Parnei tak mnogo ho-lo-os-tih, мамадорогая, когда-нибудь Сана точно разобьет этот чертов ящик – возьмет топор, и разрубит, разрубит!.. – «И-иди кинцо смотреть, кинцо хорошее…» – a ja lublju zhenatogo, не смешно.

Сана заглядывает в кухню – сестрица-крольчиха ковыряет в носу и блаженно лыбится: мамадорогая, чем думала ты, скажи-ка, чем думала ты, раздвигая ноги в январе тысяча девятьсот семьдесят неважного?.. Сана, конечно, понимает, почему ее тянет к П. – он похож на отца (к черту комплекс Электры, к черту) – ни прибавить ни убавить, похож на отца, да, а она, Сана, она ведь действительно любила его и даже, помнится, готовила для «его жены» – а теперь подарим нашей милой ма… – отравочки. Воспоминание пронзило в одну из ночей, когда старуха зычно и не без удовольствия портила воздух – э т о, как ни странно, походило на стук метронома: прук-прук, пдррук-пдррук, и снова – прук-прук… Сана выскользнула из постели: курить, detka, курить – да и какие у тебя варианты! «Первый закон ям: если ты в ней, то перестань копать», «Если чего-то не делать нельзя, постарайся делать это пристойно» – откуда это, откуда, кто-нибудь скажет, нет?.. Какого лешего?..

Когда Сане было пять, она прятала пузырьки, накрытые кусочками целлофана и обвязанные у горлышка разноцветными мулине, в старых «посылочных» коробках, хранившихся в чулане: это были ее яды, яды, предназначенные для «жены отца» – чем не репетиция Медичи? Вот малышка растирает игрушечной своей ступкой красный перец и листья фиалки, вот набирает в пипетку зеленку, вот наполняет флакончик из-под ужасных духов «Наташа» марганцовкой, а потом бросает туда иргу, принимая ее за волчью ягоду… Жить, зная о возможности возмездия, становится куда как легче, ведь если «его жена» умрет, его уж точно у нее не отнимут – занебеснутые рекрутеры, впрочем, распорядятся иначе.

Сана одевается: пора тащиться в конторку, пока хрюкающим на другой планетке респектабельным свиньям не пришло в голову заняться плановым (кризис, разводят они копытцами) высвобождением персонала . Сестрица-крольчиха смотрит на Сану, застывшую в дверях, тусклыми своими глазенками и зевает, обнажая давно не чищенные зубы: сестрица-крольчиха уже долго играет с бутылочкой из-под соевого соуса – туда-сюда, туда-сюда! Напальчник, лежавший на столе, тоже идет в дело – сестрица-крольчиха ловко приспосабливает его для своих нужд: гы, горланит она, гы-ы! Бутылочка из-под соевого соуса замирает и подпрыгивает: гы, гы-ы! Сана выталкивает мать в коридор-кишку и, загораживая проход, кричит: когда ты мылась последний раз, когда мылась?.. Сану подташнивает: она отпускает дверь и оседает. Гы-ы! Гы-ы! Старуха вырывает из рук крольчихи бутылочку и что есть сил колотит по голове. Крольчиха визжит: да-ай, да-ай, гы-ы!.. А-а!.. А-а!.. За что-о-о-о, ма-ма?!.

Сана не хочет вызывать у двуногих жалость: чего-чего, а «чувства глубокого удовлетворения» от потирания потных рук при виде возможной ее робы она им не доставит. Правда, если бы Сану спросили, кому – им , едва ли она ответила б хоть сколько-то внятно. Возможно, впрочем, перед глазищами и мелькнуло б несколько силуэтов (скажем, светловолосой дамы – ну той, с улыбочкой), но и только. Goreotuma! Они , видите ли, существуют – далее корпостилёк от холдинга Brain WashingK [2]и ООО «Pidriz», страшилка регрессивного гипноза фьюче-пипл [3]– «ради содействия формированию преуспевающего и стабильного российского общества», бла-бла; им , конечно же, нет дела до прибыли: они успешны, гуманны, адекватны – они, продвинутые и толерантные, даже исключили из лексикона такое понятие, как «человеческие ресурсы».