Влад Колчин - Музыка как шанс. Победить рассеянный склероз

И когда у жителей страны стоял вопрос: «Как выжить после дефолта?», – у Джерри, стоял вопрос: «Где выжить после дефолта?»

Будучи наследным принцем, а он знал об этом только из рассказов родителей, Джерри никогда в Корее не был, корейского языка не знал и вообще считал себя русским.

В Советское время Джерри, как любой русский джазовый гитарист, мечтал сбежать в Америку, чтобы открыть там маленький клуб и играть джаз. Как и многие хрустальные мечты джазменов в то время, мечты Джерри разбились о пресловутый не умеющий мечтать КГБ, инкриминирующий ему в начале восьмидесятых:

«Преобретение иностранной валюты, сопротивление властям и попытку изнасилования офицера милиции».

Валюта была. Сопротивление было. Попытки изнасилования офицера – не было!

А было так: Джерри культурно отдыхал в один из вечеров за бутылочкой горячительного с девушкой и другом, когда в типовую, ничем не примечательную квартиру по наводке злопыхателей вломились работники КГБ и начали заламывать руки отдыхающим. Друг Джерри был каратистом.

При захвате злодеев работники правоохранительных органов своих документов не показали, за что были жестоко избиты хозяином квартиры – мастером единоборств и хрупким джазменом Джерри. Когда разобрались, всем стало неловко. У Джерри нашли доллары. Особенно неловко было девушке, которая была на вечеринке с Джерри. А помимо того, что она была девушкой Джерри, по иронии судьбы она работала в милиции следователем. Да-да, даже у таких «железных леди» подкашивались ноги перед Джерри.

А если не подкашивались сразу, он брал гитару.

Насиловать необходимости, конечно же, не было, а уж тем более офицера милиции.

Этот пункт обвинения впоследствии сняли ввиду отсутствия состава преступления, просто нужно было на подольше посадить предателя социалистических идеалов, получив желаемые награды и премии, ведь скупку долларов родина простить не могла. Хотели было еще повесить на Джерри хранение оружия, которое до поры задержания спокойно висело на гвозде в виде нунчаков от каратиста, но там тоже у обвинения не срослось.

Нунчаки были не Джерри, а хозяина квартиры, неоспоримый факт присутствия которого был зафиксирован в виде побоев на лицах сотрудников КГБ. Помимо всего прочего у Джерри изъяли удостоверение офицера милиции от офицера милиции, по которому он бесплатно ездил на трамвае за вином для продолжения романтического ужина с офицером милиции и приобретал сей напиток без очереди, ввиду наличия удостоверения офицера милиции, ибо любовь не приемлет ожидания своей очереди. Так как в СССР секса не было, а моральный облик офицера милиции не мог быть запятнан, любовь Джерри и офицера милиции приравнивалась к изнасилованию офицера милиции.

Как видите сами, Джерри в этой истории было многовато.

Сейчас все это выглядит бредом, ведь Джерри не боролся ни с какой системой, ничего не разваливал, ничего не украл, он вообще ничего плохого не делал. Он просто хотел любви, что, согласитесь, не наказуемо, и уехать отсюда, чтобы там играть любимую музыку. Все его существо тихо просило у Советской системы этого.

– Нет! – сказала система. – Я знаю, как надо.

Ты, Джерри, и твое существо пусть просуществуют в тюрьме. Таланта системе на лучшее не хватило.

Так гитарист отхватил восьмилетний срок. Через четыре года статью о валюте отменили, и Джерри выпорхнул сизым голубем на свободу.

Много удивительного еще случалось в его жизни, одной книги не хватит описать все, и вот теперь он был в Питере.

Джерри был вдвое старше меня. Где-то на подсознательном уровне я сразу почувствовал, что эта встреча не случайна. А кроме того, мне быстро стало понятно, что Джерри, как и я, не вписывается ни в какую общепринятую модель социума.

Так мы стали делить наш черствый музыкантский хлеб.

Знакомство наше произошло до моей поездки за границу. Теперь же, когда я вернулся и был окрылен финансовой свободой, предложение записать в студии несколько его композиций, было горячо поддержано мной.

– Я только заплатить музыкантам не смогу, – извинился Джерри.

– Ну и ладно, – парировали музыканты.

И мы начали записывать альбом «Шелковый путь».

Джерри никогда не стремился играть похоже на кого-то. Он всегда играл по-своему. Материал был для меня сложный. В композициях менялись размеры, присутствовали восточные мелодические линии. Раньше я играл только джазовые стандарты, здесь же нужно было играть как-то по-другому, искать свое звучание. Работать было интересно.

Концерты в маленьких джазовых клубах, небольшие, но частые заработки, запись музыки, учеба, новые интересные знакомства, любимая девушка, что еще было нужно тогда!

Я уже перестал и замечать легкое головокружение, которое всегда меня сопровождало. Действительно, так уж устроен человек, что привыкает ко всему. Особенно если у него насыщенная интересными событиями жизнь.

Когда я ехал в Питер поступать в Университет, двумя годами ранее познакомиться с Геннадием Львовичем Гольштейном и взять у него несколько уроков было моей мечтой. Он не преподавал в Университете, где я учился, предпочитая работу в училище Мусоргского. А тут такая удача – услышав меня на конкурсе молодых исполнителей в Филармонии джазовой музыки, он предложил мне играть в его легендарном оркестре!

– Кто этот человек?! – воскликнет мой нетерпеливый читатель.

И будет совершенно прав. Потому как, выдержав недолгую паузу, я ему отвечу, задумчиво вздохнув: «Тебе же сказали – штейн». «Штейн» в переводе на русский, означает – «камень».

Если когда-нибудь на улицах Петербурга вы встретите человека в стильном английском костюме и шляпе верхом на велосипеде, допустите в вашу голову, очевидный мне вопрос: «Не Геннадий Львович ли это?» Приглядитесь, а не пристегнут ли к багажнику велосипеда дипломат, в котором, очень похоже, что уложены рукописные, именно рукописные, ноты. Если похоже, то наверняка вы увидите семенящую за велосипедом, до смешного очаровательную маленькую дворняжку. И, конечно же, зонт. Непременно – зонт!

Даже если бы его не было, а было бы солнце, вы обязаны дорисовать в своем воображении зонт.

А если вы удосужитесь проследовать за этой парочкой, то войдя в Училище имени Мусоргского, вам наверняка доведется наблюдать умилительную картину, как Геннадий Львович, привязав своего четвероногого друга, раскрошит перед ним булочку свежего хлеба, и, отпустив собачке несколько простых наставлений, направится к своим студентам.