Виктория Токарева - Немножко иностранка (сборник)

А меж тем у нас есть прекрасные хирурги и стоит операция в три раза меньше.

В чем проблема?

Не все больные могут оплатить. Откуда у дяди Васи с кепкой восемь тысяч долларов? Он их и в глаза никогда не видел. Появилось такое слово: «квота». Это значит бесплатно. Можно сделать операцию бесплатно, но за квотой надо ходить по инстанциям, и пока ходишь по кабинетам – умрешь в пути.

Какой выход? Такой, как в Европе и в Америке. Страховка.

У нас существует страховой полис, но это какая-то фикция типа «ваучер». Нужна реальная, настоящая страховка, как на Западе.

Когда это будет?

Те, кто составляют законы, ездят лечиться на Запад, и им плевать, что будет с дядей Васей в кепке. Или со мной, например. Я нахожусь в том же положении, что и дядя Вася. Вот схватит, и куда соваться? В городскую муниципальную больницу, а там врачи, работающие за копейки. Как им платят, так они и работают. Попадешь к очередному этническому немцу – и «здрасьте, Константин Сергеевич» (имеется в виду Станиславский).

О чем речь?

Пусть в Думе не думают долго, а запустят страховку. Я догадываюсь: за этим стоят многие перемены в здравоохранении. Но проблема стоит того.

Ведь даже Фидель Кастро в своей нищей Кубе наладил первоклассную медицину. Неужели мы не можем? Не хотим. Привыкли за семьдесят лет, что у нас люди – мусор.

Еще один пример.

Мой знакомый поехал в Германию ремонтировать спину. Его запороли. Допустили медицинскую ошибку. Вот тебе и немцы. Не этнические. Современные.

А в нашей стране меж тем есть прекрасные нейрохирурги, работающие на позвоночнике. Зачем надо ехать за тридевять земель, когда под боком собственный талантливый Мышкин? Я не знаю, как его зовут, но это не столь важно. Он тоже не знает, как меня зовут. Ему некогда.

У нас есть прекрасные специалисты. Есть добросовестные, знающие, неравнодушные врачи – тот же Юрий Бузиашвили.

На наших глазах прошла роскошная Олимпиада. Большое впечатление. Пусть теперь по возможности быстро и качественно создадут здравоохранение. Здоровье – разве это не самое главное? Получать удовольствие от любви, от еды, а не переходить в волновое состояние и плавать в виде плазмоидов.

В середине книги – яркие фотографии. Юрий Бузиашвили рядом с Путиным, с Майклом Дебейки – известнейший хирург, кто не знает.

У меня тоже есть фотография рядом с Федерико Феллини. Я ее везде сую. Это не что иное, как комплекс неполноценности, который рядится в комплекс превосходства. Дескать, если я рядом с Феллини, то я тоже не лыком шита. А я и так не лыком шита, и без Феллини. И Юрий Бузиашвили не меньше тех, с кем он рядом.

Больше других мне понравилась его семейная фотография. Потомственные врачи. Каждый – личность. Все всех любят, это заметно. Готовы жизнь отдать один за другого. Вот где сила. Вот где счастье: монолитная семья, где все всех любят.

Мы постоянно ищем национальную идею. А вот она: СЕМЬЯ. Чем не национальная идея?

У Александра Ширвиндта есть выражение: прорвавшийся еврей. Имеются в виду евреи, настолько обогатившие культуру, что им позволено быть теми, кто они есть.

– А кто прорвавшийся? – уточнила я.

– Да ты их знаешь: Гафт, Гердт, Плисецкая, Аркадий Райкин, Марк Бернес…

– Альберт Эйнштейн, – добавила я, – Карл Маркс, Зигмунд Фрейд, Чарли Чаплин…

– Долго перечислять, – перебил Александр. – В Израиле выпустили книгу «Знай наших». Там они все…

Дело происходило на Украине. Моя бабушка Ульяна собиралась на ярмарку, а семилетняя мама плакала и упрашивала:

– Возьми меня на ярмарку, я тоже хочу на ярмарку.

– Та шо ты там не бачила? Там ничого такого немае. Жиды торгуют, та и всэ.

– Я хочу жидов побачить, – ныла мама.

– Та шо их бачить? Такие ж люди…

Через десять лет моя мама вышла замуж за еврея по имени Муля и родила от него двух дочерей: меня и сестру.

В хорошие минуты Муля говорил: «Тася, у нас будут талантливые дети».

Слияние двух культур в одном человеке дает потрясающий результат: Окуджава (армянская и грузинская), Сергей Довлатов (еврейская и армянская), Алексей Герман, Андрей Тарковский, Высоцкий.

Дальше можно не перечислять, понятно, что я имею в виду.

Владимир Любаров. Еврейская бабушка Соня (библейская красавица) плюс русская мама, тоже красавица.

В России всегда был государственный антисемитизм. При царе – черта оседлости и погромы. При Сталине – затевалось «дело врачей». Это было начало большого погрома, но Сталин умер, слава богу. Однако антисемитизм стоял, как пар над кастрюлей. Дина Рубина пишет: «Все стеснялись своего еврейства, как застарелого триппера». Прятали как могли. Меняли отчества, меняли национальность (как правило, на украинскую).

Владимир Любаров не прячет свою вторую кровь, просто констатирует факт: да, так. Без оценки.

Но все-таки скорее – хорошо. Глубоко. Весело. Это я. Это моя часть, моя культура.

Любаров пишет циклы «Еврейское счастье» и «Местечко».

Его евреи с откровенно семитскими чертами, с «жидовскими рожами». Но как любит… Сколько тепла, иронии, родства. На картине «Семья» у него даже корова еврейка, тот же затуманенный взгляд. И им всем очень хорошо вместе: жене, которая доит, мужу, который ест пирожок, и корове.

Семья – вот главная ценность еврея. Семья и вера. Еврейская женщина восходит к Богу через мужа. Для нее семья – святое.

Исаак Башевис-Зингер получил Нобелевскую премию за свои книги, написанные на идиш. У него то же местечко, что у Любарова. Те же евреи, те же ценности.

Меня поразила картина «Поющие». Стоят пять уродцев с большими плоскими лицами и ртами, разинутыми в форме «о». Но они поют!!! Я не только вижу, я слышу. Воздух вокруг них дрожит. Они поют слаженно и прекрасно. Как это можно нарисовать? Это надо чтобы твоей рукой водил Создатель.

Еврейские женщины, равно как бабы из Перемилово, – толстые, белые, молодые и желанные. Чувствуется, что Любаров их любит и вожделеет. Красота не имеет национальности. Они ему нравятся. И мне нравятся. Они прекрасны – чисты и наивны. А гламурные худые в сравнении с ними – помойка. Вот что делает Любаров своей кистью. И на деревенских из Перемилово, и на евреев из местечка хочется смотреть, смотреть, смотреть, и хочется заплакать «от любви и печали». Вот что делает Любаров.

Особой статьей идут его комментарии. Это короткие рассказы в стиле Довлатова. Это литература.

Сам Любаров так не считает. Он думает, что это просто так, литературные зарисовки. Я считаю по-другому. Это – именно литература, в том же стиле, что и живопись.

Любаров смотрит на мир так, будто ему протерли глаза. Как будто только ему дана возможность переоткрыть природу и суть людей.

У Довлатова есть рассказ, не помню его названия. В рассказе жена утром дает Довлатову рубль и посылает за постным маслом. Он возвращается ночью, без денег, без масла, с синяком под глазом. Жена спрашивает: