Наталия Терентьева - Страсти по Митрофану

– Батя…

– Я тебе сказал – каждые полчаса буду звонить, проверять тебя, ясно?

– Ты себя как чувствуешь, дошел до аптеки?

– До аптеки? – удивился Филипп. Потом спохватился: – Ах, до аптеки… Сам забыл, куда шел, с такими-то новостями… Нет, сына, не дошел. Ноги подкосились, когда представил, что мальчика моего обкрутили на раз-два-три, а я так далеко от тебя и поделать ничего не могу. Сел вот на скамейку, сижу, ноги чугунные, встать даже не могу.

– Ты потихоньку, хорошо?

– Хорошо, сына, хорошо, – охнул Филипп, закряхтел, застонал. – Нет сил, нету. Были, да все вышли. Любишь меня, сына, скажи?

– Люблю, батя.

– Вот и хорошо. Только этими словами я и жив. Еще раз скажи.

– Люблю.

Эля, шедшая в сторонке, догнала Митю.

– Все хорошо?

Митя пожал плечами. Больше ему не хотелось говорить с Элей. Больше не хотелось смотреть на ее лицо и представлять, как он обнимет ее, проведет рукой по щеке, потрогает волосы, ему так давно этого хотелось, распустит их – сам, даже не спросит разрешения… Больше не хотелось. Почти не хотелось. Пусть молча идет, на полшага сзади. Тогда вообще ничего не хочется. Сейчас бы выпить валерьянки и забыться тяжелым сном. Самое лучшее. И ничего не хотеть. Ничего не решать. Ни о чем не беспокоиться. Не разрываться между отцом и Элей. Не бояться будущего. Не задыхаться от неожиданно подступающих мыслей – а вдруг он не гений? Вдруг отец ошибается? Вдруг всё вообще как-то не так?

– Мить, Мить… – Эля подергала его за рукав. – Будем еще в номере пить чай? У меня чайник, оказывается, есть. И пакетики я из Москвы взяла…

– У меня тоже чайник есть, – буркнул Митя. – Пакетиков нет. Я могу просто кипяток.

– Нет уж, – улыбнулась Эля и ухватила его за руку.

Митя попробовал было вырваться, но девочка только засмеялась и ухватилась еще крепче. Что он мог поделать? В сетях, да, он в сетях. И не вырваться. Увяз, всеми лапками. И в общем-то не очень хочется вырываться. Митя достал телефон, с сомнением покрутил, хотел выключить, но не стал. Вдруг отцу нужна будет помощь? Митя сможет вызвать «скорую», мать-то так пренебрежительно относится к отцовскому здоровью, даже странно, она же любит его, смотрит всегда преданными глазами, слушается, а вот взяла да ушла, бросила в трудный момент…

Около гостиницы стоял Никита с кем-то из организаторов конкурса.

– О, Теплакова! – радостно воскликнул организатор, увидев Элю. – А мы как раз хотели вам звонить. Репетиция у вас через двадцать минут, на большой сцене, приехал из Риги наш Петерис Метникс.

– Это кто?

– Как? Это же наша восходящая звезда! На «Новой Волне» был в прошлом году…

– Не знаю.

– Ему только этого не говорите, хорошо?

Эля посмотрела на Митю. Тот стоял, отступив от нее на пару шагов и закусив губу. Ну, конечно, ему же обидно. Как будто его и нет, как будто они не дуэт сюда привезли.

– Пойдешь со мной на репетицию? – мягко спросила она его.

– Нет. – Митя как можно равнодушнее пожал плечами. – Нет, конечно. Мне надо свою программу играть. Я – в номер. Найдешь меня потом, если что. Мне поступать в этом году в консерваторию. – Он сказал чуть погромче, чтобы слышали эти людишки, которые не понимают, кто сейчас стоит рядом с ними. Которые потом схватятся за голову – а будет уже поздно! Митя уже будет далеко и высоко! Так высоко, что они не докричатся до него!

Митя быстро ушел, а Эля пошла на репетицию, Никита – вместе с ней.

– Как настроение? – подмигнул он. – Выглядишь просто по-неземному! Светишься!

– У меня свойство кожи такое, – пожала плечами Эля.

– Светиться? – засмеялся Никита. – Ничего себе… А я думаю – что меня к тебе так тянет, тянет… А у тебя пигмент кожи такой, оказывается, – флуоресцентный… Интересно, по наследству передается?

– Передается, – прищурилась Эля. – У меня у бабушки такая же кожа была. А что?

– А ничего! – Никита крепко подхватил Элю под локоть. – Бегали бы вокруг меня детки и светились… Я – не против.

– А я – против. – Эля попыталась высвободиться. Но у нее ничего не получилось, Никита очень крепко держал ее за руку.

– У вас тоже спросят, конечно, – смеялся молодой человек, – но в последнюю очередь.

– Слушай, я думала, в Европе как-то больше развито равноправие.

– Так я только в Европе живу, а так-то я русский человек, и домострой у меня в крови. И ты так легко от дружбы со мной не отказывайся. Я в следующем году такой огромный фестиваль забабахаю, ого-го, прогремим! И ты там будешь у меня звездой. Гран-при заранее будет твой. Хочешь?

– Нет, – равнодушно ответила Эля. – Я что, с ума сошла? Зачем мне Гран-при такой ценой?

– И действительно, – улыбнулся Никита. – Ты – прелесть. Все, иди репетируй, а я буду тебя фотографировать. Тебя, кстати, номинировали на первую красавицу фестиваля, только пары у тебя нет.

– А Митя?

– А Митя твой чокнутый, ты разве не знаешь? Ни на одной фотографии нормально не получается. Смотрели уже в оргкомитете ваши фотографии. Вроде так он парень ничего, и улыбка широкая, зубы на месте, но как скривится, как посмотрит в сторону – ну идиот идиотом. Точнее – имбецил. Идиот – это кто с ума сошел, а имбецил родился таким.

– Не надо так говорить, – четко ответила Эля. – Он не чокнутый. Ты из вредности говоришь. Митя… необычный человек, талантливый и очень хороший. И это мой друг.

– Да ясно уже всем, – зевнул Никита. – Друг так друг. Сегодня друг он – завтра другой. Есть такая поговорка в русском языке?

– Нет.

– Нет, так будет. Я предложил организаторам, чтобы я был твоей парой. Мы хорошо смотримся. Пару выбирают, понимаешь, денег дадут. Тебе же нужны деньги?

– Нет, – пожала плечами Эля. – Не нужны. Мите нужны.

– Ну, вот Мите и отдашь. Бонус ему будет, за моральный ущерб. А со мной… – Никита сощурился, – со мной поедешь в Осло?

– В Осло? – удивилась Эля. – Зачем?

– Отцу тебя покажу. Всю Скандинавию объедем – на машине, на яхте… А, как?

– Да никак, Никита. Меня зовут, извини.

– Подожди. – Никита взял девушку за плечо и развернул к себе. – Я не привык отступать, имей в виду.

Эля пожала плечами и пошла на сцену, где уже пробовал микрофон невысокий светловолосый парень, наверно, тот самый Петерис, поп-звезда, которого она не знала. Парень оказался приятный, дружелюбный, по крайней мере с первого взгляда, протянул ей руку, старался петь, не забивая Элю, не выпендривался, песня у них получилась сразу. Это очень здорово, и любая подружка на ее месте прыгала бы до потолка, но Элю больше занимали мысли о Мите.

Все куда-то катится, это ясно. Толчками, рывками, неровно, но катится. От этого тревожно, страшно даже. Что будет вечером? Только что он ее поцеловал. Ее еще никто не целовал, по крайней мере, так. В щеку чмокали – на дискотеке в школе Костик расхрабрился и ткнулся в нее носом, когда пригласил на медленный танец, Дуда пару раз изворачивался и полушутя тоже целовал в щеку, но то, что было сегодня с Митей… Эля еще не успела пережить это. И опять все оборвалось, потому что Митин отец словно на расстоянии все чувствует и звонит в самый неподходящий момент.