Наталия Терентьева - Страсти по Митрофану

– Не уведут, – улыбнулась Эля.

– Не скажи, – покачал головой молодой человек. – Не скажи. Я – упорный… Давай так. Ты до завтрашнего дня ничего не решай. Завтра утро мудрёнее ночи.

– Утро вечера мудренее, – поправила его Эля.

– А, ну да. Странная поговорка, кстати, всегда меня удивляла. Я многие решения принимаю вечером… Вот сейчас, например… – Никита попытался взять Элю за плечи. – Давай сядем в машину, я вчера взял напрокат отличный автомобиль, поедем покатаемся по ночной Риге, там столько интересных местечек, ты наверняка не была со своим нищим принцем… А?

Эля аккуратно освободилась от его рук.

– Прости, Никита. На фестиваль я, может, и приеду. Но сегодня с тобой точно в Ригу не поеду. И завтра – тоже.

– Про завтра – не торопись… Вот, кстати, чуть не забыл! Тебе золотую статуэтку же подарили?

– Да.

– Из золотого пластика? – засмеялся Никита. – А вот я тебе, смотри… – Он достал из кармана коробочку и ловко открыл ее, не обращая внимания на возражения Эли, повесил ей украшение на шею. – Красиво, пойди посмотри в зеркало.

Эля подошла к высокому зеркалу. На шее у нее поблескивала недлинная, но толстенькая крученая цепочка с оригинальным украшением – как будто необработанный кусочек золота, похожий на льдинку, с вкраплением зеленых и прозрачных камешков.

– Это изумрудная и алмазная крошка. Красиво, правда? Дороговато, но я не смог устоять. Увидел – и в миг влюбился… Красота такая… – Никита смеющимися глазами смотрел на Элю.

Непонятно было, что именно он имел в виду – необыкновенное украшение или красавицу, для которой он его купил.

– Я не могу это взять у тебя… – Эля попыталась снять украшение.

– Даже не вздумай! – Никита покачал головой. – Я имею право позволить себе такую роскошь. Тем более ничего особенного здесь нет. Не куски бриллиантов. А ты имеешь право получить приз. Здесь-то тебе что дали – статуэтку и диплом, и всё?

– Еще Петерис меня пригласил спеть у него на концерте, и запись на латвийском телевидении…

Никита осторожно провел по спине Эли.

– Ты – хорошая девочка и очень талантливая. Я не отстану от тебя. Имей в виду. Редкое сочетание красоты, ума и порядочности. Да еще и голос. И яркая ты на сцене. Бывает, в жизни красотка, а на сцене – куда все девается. А ты только расцветаешь. И спокойная такая, как будто всю жизнь на больших сценах поешь. В общем, супердевочка. Я отцу уже рассказал.

Эля пожала плечами. Как будто это говорится не о ней. Вряд ли все это так. Скорей всего, Никита правда влюбился и говорит комплименты, как положено в таких случаях. Ее ровесники так не умеют – а Никита, считай, другого поколения. Когда он заканчивал школу, Эля только училась писать.

– Что, совсем не нравлюсь? – прищурился Никита.

Эля посмотрела на молодого человека. Ведь она и не вглядывалась в него. А зачем? И так понятно, что влюбиться сейчас в кого-то другого, кроме Мити, просто невозможно.

– Ты – симпатичный, – примирительно сказала она.

Правда, если бы не было Мити, может быть, ей бы и понравился Никита, тем более он так настойчив в своих симпатиях к ней. Среднего роста, улыбчивый, приятный тип – славяно-балтийский, такой, каким мечтал бы быть Митя, – светлые волосы, серо-голубые глаза. Интеллигентный, целеустремленный, много читал, много видел… Ну и что? В душе ничего не дрогнет, рядом с ним ни холодно ни горячо.

– Я не возьму украшения, сними его, пожалуйста, я не понимаю, как замочек открывается.

– Выбрось его! – Никита махнул рукой и ушел, улыбнувшись и подмигнув.

Приятный, мирный, может быть, надежный… Но при чем тут она?

Эля допила воду, поставила стакан. Она ничего не съела. Ведь в номере у нее еды нет и денег тоже нет. Но еда не лезет. Днем она очень хотела есть, за два часа до концерта даже голова кружилась от голода, а потом только хотелось пить. И вот она пьет воду, лимонад, сок, никак не напьется, но есть не хочется. Так неспокойно на душе, так нужно увидеть Митю, сказать ему, что она не права, что она не должна была петь без него, что она понимает, как скребут кошки у него на душе…

Эля решила выйти на побережье и пройти – вдруг Митя тоже там гуляет? Еще долго будет светло, почти до двенадцати. Солнце садится, а остается свет, как будто ниоткуда.

Она накинула куртку прямо на легкое платье, в котором была на фуршете, и вышла из ресторана, где был организован прощальный ужин. Да, надо было все-таки что-то съесть. Ну ничего, завтра в Москве будет и еда, и деньги, и любящие родители, которые порадуются за нее, расцелуют и убегут по делам. Эля принципиально выключила телефон после концерта, потому что отец сказал, что посмотреть трансляцию не удалось – у них были переговоры с поставщиками, важнейшие, внеочередные! Она включит телефон, когда будет подъезжать к дому. Родителям неинтересно, как у нее дела, и ей тоже неинтересно, волнуются ли они. Скорей всего, нет. Они же знают, что у нее все всегда хорошо.

Вот возьмет и уедет завтра с Никитой в Осло… И позвонит им оттуда – скажет: «Родители, я выхожу замуж. Школу буду заканчивать в Норвегии. Или не буду. Сразу поступлю здесь в Музыкальную академию. Им все равно наш школьный аттестат не нужен, мне мой будущий муж так сказал». Вот они ахнут… Ахнут и побегут проверять, запущена ли вовремя линия, которую вчера аварийно остановили. Может, даже на свадьбу не успеют приехать. У них будут срочные дела. Они решили делать «царский хлеб». Особый, по рецепту, найденному где-то в архивах. И преподнести его на день рождения… понятно кому, царю. Веселая, сумасшедшая идея, которая приводит отца в крайне приподнятое состояние. Как пробиться к царю, придумает Лариса… Но это же гораздо интереснее, чем Элины дела. И правда. Разве идет это в сравнение с ее ничтожными переживаниями о каком-то мальчишке? Почему Никита так сказал о нем – «псих, эгоист»? От ревности, наверно.

Эля прошла по побережью километра полтора, замерзла, повернула обратно. Когда ничего не ешь, то очень холодно. Она поежилась в своей курточке. Вообще-то курточка осенняя, а сейчас июнь, но платье легкое, ноги голые, с моря – прохладный ветер, на душе – неспокойно, есть хочется ужасно, непонятно, как дожить до завтра, когда будет еда, хотя бы завтрак, если он еще оплачен фестивалем, и вообще – холодно и одиноко.

Эля пошла побыстрее, подумала, не включить ли телефон, не позвонить ли, к примеру, Никите. Сказать: «Я хочу есть». Но, конечно, она делать этого не будет. Стыдобища какая. И так он все время козыряет своим богатством, не понял, что она тоже из очень обеспеченной и успешной семьи.

Эля не сразу заметила Митю, он сидел на песке, там, где дюны переходили в полоску леса, и в своей темно-серой куртке сливался в наступающей темноте с деревьями. Девочка чуть помедлила и повернула к нему. Она бы узнала его в любой темноте. Его волосы, его фигуру не спутаешь ни с кем.