Елена Вернер - Ты – моя половинка

– Ну, перво-наперво я сама стану мамой, как это ни странно, – усмехнулась Джемма. Она так огорчилась, что ее тайна раскрыта, что хотела сперва упросить Кэтрин держать все в секрете, а потом, по своему обыкновению, сбежать куда-нибудь подальше. Но на улице были дождь и темнота, и ветер выл в камине. Нечего и мечтать. Да и смешно это, шила-то в мешке не утаишь, было бы забавно пытаться скрыть беременность в семье, которая вся вертится вокруг нее, как планеты вокруг солнца. Однако все эти размышления мало утешили Джемму.

– Мама Джемма, – улыбнулась Кэтрин и прижала дочь покрепче. Обняв хрупкую мать, Джемма посмотрела поверх нее через комнату. И закусила губу, стараясь не выпустить на волю крик запоздалого раскаяния. В проеме двери стоял Оливер с зажатым в руках полотенцем. Он, конечно, все слышал, иначе его рот не был бы так красноречиво открыт. Значит… Значит, молчание Кэтрин Джемме уже не понадобится. Тайна раскрыта раз и навсегда.

Оливер стоял с таким выражением лица, что Джемме, несмотря на торжественность момента, стало смешно. Удивление, оторопь, радость, озадаченность, облегчение – все это мелькало быстрее, чем кадры на белом полотне киноэкрана. Кэтрин, почувствовав, как напряглась спина дочери, отстранилась и бросила взгляд на дверь. И мелкими шажками побежала через комнату обнимать и зятя.

– Поздравляю, Олли, сыночек!

– Я… – Его голос осип. – Я что-то пропустил в этой жизни?

– Нет, ты как раз вовремя, – едва заметно сыронизировала Джемма. – Мама как раз подтвердила мои подозрения. Я беременна. Та-дам!

Она театрально всплеснула руками. Оливер замер, и в трех головах эти слова отозвались разным эхом. При этом всем им показалось, что звуки Джемминого голоса рикошетят от стены к стене и, наконец, виснут где-то посреди комнаты.

– Ух ты! – вдруг как-то совсем по-детски завопил Оливер, кидаясь обнимать и кружить Джемму по комнате. – Теперь ты моя! Теперь уж точно моя!

Она весело смеялась, Кэтрин тоже – хотя в голове у последней уже поселилось опасение, как бы молодой муж не навредил ребеночку своим бурным восторгом.

В этот вечер спать в доме Вейлмартов-Донованов-Хорни легли позже обычного. На шум в гостиную явились уже переодевшиеся ко сну – Уильям и Джеральдина. Узнав новость, Уильям тут же откупорил бутылку французского коньяка, давно поджидавшего достойного случая в буфете. Это определенно был достойный случай. Синяя гостиная замерла в предвкушении перемен.

Долго обсуждали, как назвать ребенка. У каждого было несколько своих вариантов, и только Оливер наконец сказал, что раз уж Джемме предстоит носить его целых девять месяцев, значит, и имя она выберет лучше всех.

– Спасибо, Олли. – Такое великодушие неожиданно растрогало Джемму, хотя спор она выслушивала с легким раздражением. – Я подумаю.

Она не стала говорить, что уже выбрала имя. Джемма никогда не была на материке, но Великобританию знала довольно неплохо. С пятнадцати лет она каждый июль посещала пару городов – то навещая родственников матери, то просто так, с экскурсией или знакомыми туристами, приезжавшими в Локерстоун в отпуск. Однажды ее занесло в Карлайл, что на самой границе с Шотландией, на берегу Ирландского моря, Солоуэй-Ферт. В Карлайле ей нравилось все: бурная история города, переходившего то к англичанам, то к шотландцам, и проклинаемого теми и другими, на ее взгляд, незаслуженно. Нравились тихие улочки, булыжник под ногами, величественный кафедральный собор и замок Вильгельма Рыжего. И, конечно, живописный, заросший деревьями берег реки Иден, серебристой, широкой и полноводной, текущей хоть и по равнине, но с Пеннинских гор. Единство и борьба противоположностей, пограничность – вот что ей так понравилось в этих местах: проклятия для воров и преступников, действовавших на границе, и тишина и богобоязненность мирных горожан, буйная Шотландия и чопорная Англия, горы и равнина. Именно тогда она захотела, чтобы ее дети был такими же неугомонными, интересными, неоднозначными людьми, как этот город и эта река: мальчик Карлайл или девочка Иден.

После того как все узнали о новом положении Джеммы, Оливер окончательно взял на себя дела семьи. Большую часть времени он проводил в магазинчике, поэтому для управления фермой нанял мистера Кроули. Новый управляющий был пятидесятилетним седеющим крестьянином, с большими красными руками и щетинистым подбородком. Свою ферму в соседней деревушке он недавно передал сыновьям и был чрезвычайно польщен, когда Оливер сам лично приехал к нему, чтобы предложить должность. У мистера Кроули, как обнаружила Джемма в самый первый день, было одно отличнейшее качество: с каждой проблемой он безупречно разбирался в течение пары минут. Расторопность, сообразительность и честность управляющего дали Джемме то, чего она как раз и желала больше всего на свете, – свободу.

Поэтому она не уставала благодарить Оливера. Тот смотрел на ее признательное веснушчатое личико с нежностью и целовал в нос. Если бы она не отворачивалась со смехом, он мог бы расцеловать каждую веснушку на ее теле. В эти мгновения Оливер так любил свою Джемму, что становилось больно дышать.

Казалось, что теперь, когда дела больше не докучали ей, Джемма должна стать полностью счастливой. К советам матери она прислушивалась не больше, чем обычно, Олли прекрасно понимал, что она сама решит, как для нее лучше. Ведь, в конце концов, она прожила без него как-то двадцать лет своей жизни. Тем более что привычная буйность ее куда-то пряталась, уходила, и Оливер надеялся, что это любовь к нему и их будущему ребенку заставляет Джемму присмиреть.

На самом деле ее задумчивость не имела никакого отношения к смирению. И к беременности. Джемма тосковала. Ее все чаще тревожило странное, непривычное ей ощущение: ее покинули. Ангел куда-то пропал и не торопился возвращаться. Обычно его присутствие было так же непреложно, как восход солнца, но в последнее время, с первых дней замужества, она перестала замечать рядом с собой его легкое дыхание. Последний раз она чувствовала его тогда, на вершине холма, впервые лежа в объятиях Оливера за несколько дней до свадьбы. Поделиться этой утратой Джемме было не с кем, любой счел бы, что она тронулась умом. Но разум ее был все так же чист, и именно этот разум говорил ей, что ангел куда-то исчез из мира вокруг.

Теперь, когда забот на ферме стало меньше, а беременность протекала легко и не доставляла никаких особенных неприятностей, Джемма чаще стала уходить к морю или на холмы. Оливеру, сделавшемуся теперь еще предусмотрительнее и заботливее, она отвечала отговоркой, что прогулки на свежем воздухе идут ей на пользу, что вредно сидеть в четырех стенах, и бог знает что еще. На самом деле она просто искала. В ней теплилась надежда, что, стоит ей сесть под сводом замка, или ступить на волнистую, как стиральная доска, песчаную отмель, или сорвать и растереть в руках веточку дикой мяты, – как она найдет его, своего невидимого ангела, хранившего ее столько лет, сколько она помнила саму себя, и даже больше. Но ее попытки были тщетными. Совсем отчаявшись, Джемма взяла машину и отправилась «на вершину мира», туда, куда впервые ехала за рулем: пешком пройти это расстояние становилось все тяжелее.