Маша Трауб - Наша девочка

На площади собралось много народу. В это время все шли с работы, так что зрителей у нас было в избытке. Наталка видела, что народ все прибывает, и продолжала вращать бедрами, размахивать руками, притоптывать и подпрыгивать. Зрители смеялись, хлопали и бросали нам под ноги монетки, конфеты, кульки с семечками и даже бумажные купюры. Мишка гонял пластинку уже по третьему кругу. К нам присоединился факир Дамик, который снова зажег свои тряпки. Народ все прибывал и прибывал. Одна тряпка горела очень сильно на радость Дамику, который не расставался с консервной банкой, наполненной керосином, подливая для пущего эффекта. Люди хлопали и бросали деньги. Костик не смог усидеть на месте и стал танцевать вместе с нами, под индийскую музыку, но лезгинку. Тимур хорошо знал свое дело – он успевал собирать монеты и конфеты с асфальта и кричал: «Перед вами выступают артистки из Индии! Впервые на сцене! Единственный концерт!»

Я уже ног не чувствовала, особенно правую, в которой явно было стекло. Но я не могла подвести Наталку и ребят, поэтому продолжала танцевать. Исчерпав все движения, я перешла на полечку и калинку, которые танцевала, когда была маленькой. Наталка соревновалась с Костиком в лезгинке. И надо признать, перевес был на ее стороне. Мишка перестал крутить пластинку с индийской музыкой, взял таз для белья и играл на нем, как на барабане, отбивая ритм.

Наш концерт прекратился из-за пожарных. Приехала машина – кто-то сообщил, что на площади все горит, что было недалеко от истины. Дамик так увлекся ролью факира, что сорвал наш занавес, то есть простыни тети Сони, облил их керосином и поджег. Огонь полыхал ярко, дым стоял столбом. Дамик смотрел на дело своих рук, замерев от восторга.

Почти одновременно с пожарными на площадь прибежали тетя Соня и тетя Тамара.

– Быстро домой! – рявкнула тетя Соня.

Я перепугалась так, что чуть не описалась на месте.

– Если она тебя не убьет, то я тебя убью, – поддакнула тетя Тамара.

Наталка зыркнула на Тимура, который прытко собирал деньги. Раджа Костик незаметно испарился, судя по пустующей подушке. Мишка делал вид, что просто проходил мимо с проигрывателем под мышкой. Переживал только Дамик: пожарные быстро затушили все его тряпки.

Мы побежали по дороге, а тетя Соня сорвала несколько веток крапивы и припустила следом. Наталка явно пошла в мать – тетя Соня быстро нас догоняла. Про боль в ноге я забыла, но мы были босые, поэтому тетя Соня имела преимущество. Но все равно – я никогда не видела, чтобы женщины так быстро и по-спортивному бегали. Пару раз мать настигала Наталку и лупила ее по попе крапивой. Один раз досталось и мне.

Так, рысью, мы добежали до дома.

– Завтра сядешь шить наволочки и простыни! – заорала тетя Соня, оказавшись в собственном дворе. Она думала, что теперь может кричать вволю, но ее слышали не только соседи, а целая улица. – И пододеяльник новый сошьешь! Из-за швейной машинки не встанешь! Я тебя к ней веревкой привяжу! Позорище! Как ты могла такое вытворить? Да все село только о вас и говорит! Что вы устроили? А ты! – тетя Соня накинулась на меня. – Завтра же отправлю телеграмму твоей матери. Пусть забирает! Мало мне одной несносной девчонки, так еще ты мне на голову свалилась!

Я заплакала. Наталка насупилась. С одной стороны, было очень приятно, что тетя Соня меня не выделяет и мне досталось так же, как Наталке, – наравне. Но с другой, я же отказывалась выступать, не знала, что так будет. И уж совсем не ожидала того, что тетя Соня попросит маму меня забрать. Я не хотела уезжать от тети Сони и Наталки и подумала, что меня выгоняют ни за что. Мне стало так плохо, как не было даже тогда, когда мама оставила меня здесь. Я плакала оттого, что могу остаться совсем одна, за воротами. И куда я пойду? К тете Тамаре тоже нельзя – она была не меньше зла, чем тетя Соня. Неужели мне придется возвращаться на вокзал? Я ведь была не виновата! Это все Наталка! С другой стороны, никто меня не заставлял. Я сама захотела новые нитки, поэтому и согласилась на концерт. Да и Наталку подвести не могла. Ведь она назвала меня своей сестрой, как я могла ее предать?

– Я хотела ниток, – прохлюпала я.

– Ничего не хочу знать! Вы, обе, хоть понимаете, какой это позор? Ну ладно ты, Каринка. Вернешься в город. А Наталке здесь, в этом селе, жить! И все будут говорить, что она в неприличном виде танцевала неприличные танцы.

– Это индийские танцы! – подала голос Наталка.

– Молчи, умоляю, иначе я за себя не отвечаю. Ты не только простыни будешь шить, ты будешь вести себя как нормальная девочка – я отдам тебя в музыкальную школу. Поняла? И никакой дружбы с мальчишками! Ты не себя, ты меня опозорила! И своего отца! Он сам виноват – давал тебе слишком много свободы. Но ты же знаешь – один проступок, и все! Тебе еще жить! Замуж выходить! Ты скоро станешь девушкой! Что о тебе будут думать? Что обо мне будут думать? Какая у меня дочь растет? Распутная? Которой только танцульки и кино нужно? Которая только и умеет, что бедрами при всех вилять? И как вы посмели взять занавески, простыни и подушку? Это мои занавески, мои простыни и моя подушка! Это мое приданое! Как ты посмела взять без спросу? Не могла подойти и спросить? Ты не просто меня опозорила, ты еще и украла! Видеть тебя не хочу! На глаза мне не попадайся! И огонь! Вы что, не понимаете, что могли обгореть? Или сгореть? Что бы я тогда делала? Это же опасно, в конце концов! А если бы ветер подул и огонь на вас перекинулся? А на других людей? Там же дети были!

– Мамочка, прости, я не хотела. Правда. Я думала, будет весело. Каринка нитки на салфетку новые хотела. А я ножик. Мальчишкам нужен был фонарь и шина. Не ругайся! Я не хотела тебя позорить! Мы ничего не сделали плохого! Каринка, скажи! – Наталка хоть и не плакала, но была сильно напугана.

– Я же не прошу многого, – не могла успокоиться тетя Соня. – Я же за вас несу ответственность. Разве вы не понимаете, что мне каждый день страшно: только и думаю о том, что с вами что-то случится. Карина, как я буду твоей маме в глаза смотреть, если с тобой беда приключится? Вы об этом подумали? А ты, Наталка, уже не маленькая. Ну ты же знаешь, что нашим женщинам только дай повод сплетни пустить! Рано или поздно ни я, ни тетя Тамара, ни папа не сможем тебя защитить.

Я сидела на земле, обхватив колени руками, и плакала. Моя жизнь была кончена. Тетя Соня больше не будет меня любить, она пошлет телеграмму маме, и она тоже не будет меня любить, раз я так плохо себя вела. И где я буду жить? Неужели тетя Соня прогонит меня на улицу? Я ведь не Наталка, которая знает всех в селе и может зайти в любой двор. У меня никого нет, кроме тети Сони и дяди Давида. И еще – тети Тамары. А если тетя Тамара тоже меня прогонит? Тогда куда мне идти? В шалаш, который ребята построили? Но у всех были родители, которые беспокоились. А за меня кто будет волноваться? Кто меня будет искать? Никто. Да и тетя Соня будет только рада от меня избавиться – я ей столько хлопот доставляю. Без меня ей станет легче.