Александр Тамоников - Николай II. Расстрелянная корона. Книга 2

– Чаю так чаю. – Старик ушел на кухню.

Время тянулось медленно, наступили сумерки. Затем город постепенно накрыла темнота.

В час ночи в дом Ипатьева приехал военный комиссар Голощекин. Беркутов видел это и сильно встревожился. Но что он мог сделать? У него приказ наблюдать.

В голове мелькнула мысль поехать на хутор, но поручик отбросил ее. Что это даст? Ничего. Даже если Покровский решится на прорыв к дому, то это приведет к гибели группы еще на окраинах города.

Беркутов промокнул слезящиеся глаза платком и продолжил смотреть на дом Ипатьева.

Голощекин вызвал Юровского на улицу.

– Вот и вы, товарищ Филипп. А я пытался дозвониться до вас, – сказал тот, выйдя из ворот.

– В чем дело, Яков?

– А вы не видите? Где машина с похоронной командой Ермакова?

– Что, ее еще не было? Черт бы побрал этого Ермакова.

В половине второго вдали заурчал мотор, и вскоре к дому подкатил грузовик.

Ермаков выпрыгнул из кабины. От него крепко несло алкоголем. Он назвал пароль.

Юровский махнул рукой и приказал:

– Загоняйте машину во двор и не выключайте мотор.

– Так вы еще не того? – спросил Ермаков.

Юровский прошипел:

– Моли Господа, Петр, чтобы я тебя не пустил в расход после постояльцев этого дома.

– Так я неверующий, Яков.

– Да что с тобой говорить!

Голощекин демонстративно отвернулся. Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Единственным его желанием было, чтобы все это как можно быстрее закончилось.

Между тем Юровский поднял с постели доктора Боткина и приказал:

– Вставайте и будите всех своих.

– А в чем, собственно, дело?

– Ситуация в городе изменилась. Романовым и слугам следует собраться и спуститься вниз. На верхнем этаже оставаться опасно. На сборы максимум сорок минут. И без суеты. Это временно.

Боткин оделся и разбудил императора. Вскоре все были на ногах. Александра Федоровна успокаивала сына и дочерей. Она посоветовала им забрать с собой все драгоценности и спрятать их под бельем.

Юровский случайно увидел поваренка Леонида Седнева.

– А ну иди сюда, – приказал он ему.

Парень подошел.

– Беги в караулку и носа оттуда не кажи, понял?

Поваренок привык подчиняться.

– Понял.

Пока царская семья и слуги одевались, Юровский раздал стрелкам наганы, маузеры, двоим передал винтовки с примкнутыми штыками.

Волков показал свой ствол и заявил:

– Мне не надо, мой пристрелян.

Команда была готова. Пьяный Ермаков тоже заявился в комнату, где собрались палачи. Юровский не стал гнать его.

– Внимание всем! – заявил он. – Семья заходит в подвал и размещается у дальней стены, расстрельная команда встает напротив. Я зачитываю приговор и стреляю в Николая, Михаил Медведев – в Татьяну, Гриша Никулин – в Алексея…

Все члены семьи и прислуга были распределены между стрелками. Волкову досталась служанка Демидова, но он знал, в кого именно будет стрелять.

– Освещение в подвале плохое, комната сразу же заполнится пороховым дымом. Поэтому придется добивать приговоренных. Сделать это должны люди с винчестерами. Стрельбу прекратить по моей команде. Сразу же после казни – трупы в кузов грузовой машины. Ермакову проследить, чтобы там постелили сукно. Обращаю внимание всех стрелков на то, что Александра и ее дочери, а также Демидова, скорее всего, заберут с собой все ценности. Их много. Спрятать можно только в корсетах. Посему стрелять лучше в сердце или в головы. Предупреждаю, ничего не трогать! Замечу, что кто-то обыскивает тела, там же и расстреляю! Вопросы ко мне есть?

Вопросов у палачей не было.

Зато они возникли у Беркутова, когда к дому подъехал грузовой «Фиат» с десятком солдат. Старший этой команды, появившейся непонятно для чего, был встречен Юровским на улице, после чего машина заехала задним ходом во двор. Ворота закрылись.

Горин, страдающий бессонницей, подошел к поручику.

– Что там, ваше благородие?

– Не понимаю! Приехала грузовая машина с десятком красноармейцев, задним ходом зашла во двор. Что за люди, не знаю. Их старшего встречал сам Юровский. Голощекин бродит возле дома, но внутрь не заходит.

– Так это его мотор сбоку от ворот стоит?

– Его. Что происходит, Авдей Гаврилович?

Старик пожал плечами, присел на скамью и предложил:

– Может, вам к Покровскому поехать?

– А если семью перевезут в другое место? К этому, по-моему, все и идет. Вы проследить за красными не сможете, я же сделаю это.

– Тоже верно.

– Смотрите, Авдей Гаврилович, в окнах дома зажегся свет. Значит, семью и прислугу разбудили. Подобраться бы к дому да послушать, о чем во дворе охрана разговаривает.

– Это рискованно.

– А если задами, переулком?

– Все равно опасно, ваше благородие. Вы же прекрасно понимаете, что охраняется не только лицевая сторона усадьбы.

– Не могу я тут без дела сидеть, Авдей Гаврилович.

– Может, вам еще чаю сделать?

– Нет, спасибо, от выпитого тошнит.

– Это нервы.

– Возможно. Но что же происходит в доме инженера Ипатьева?

А в доме инженера Ипатьева царская семья и прислуга спускались в полуподвальное помещение.

Первым шел Юровский. За ним Николай, который нес на руках больного сына Алексея. За мужем следовала Александра Федоровна, дальше дочери и прислуга. Замыкала шествие расстрельная команда.

Войдя в пустую комнату, Александра Федоровна повернулась к Юровскому и сказала:

– Здесь нет даже стульев. Государю тяжело держать на руках сына.

Комендант дома особого назначения приказал принести два стула. На один из них усадили тяжело больного тринадцатилетнего Алексея, на другом устроилась Александра Федоровна. Рядом с сыном встал Николай, около матери – Татьяна.

За стулом Алексея держался доктор Евгений Сергеевич Боткин. Во втором ряду от левого угла к окну встал повар Иван Харитонов. Камердинер Александр Егорович Трупп расположился прямо за императором.

Далее стояли великие княжны: девятнадцатилетняя Мария, двадцатидвухлетняя Ольга и семнадцатилетняя Анастасия. Замыкала второй ряд служанка императрицы Анна Демидова. Всего одиннадцать человек.

Юровский встал перед императором, достал из кармана помятый листок и зачитал текст, хотя помнил его наизусть:

– В связи с тем, что белые войска наступают на Екатеринбург и предпринимаются попытки освободить Романовых, Уральский совет рабочих и солдатских депутатов постановил расстрелять царскую семью.

Николай Александрович поднял глаза:

– Что?

Это было последнее слово в его жизни.

Юровский поднял руку, в которой держал кольт, и выстрелил Николаю в сердце. Одновременно с ним в царя пустил пулю и Михаил Медведев. Открыли огонь все.

Александра Федоровна рухнула со стула с поднесенной ко лбу рукой. Она хотела перекреститься.