Елена Вернер - Грустничное варенье

– Собирайся. Буду ждать тебя внизу, в кафе. Через полчаса выезжаем, – объявил он и вскинул на плечо ремень спортивной сумки. Лара взяла из его рук кожаный рюкзачок с урной:

– Это мое, не трогай. И вообще… Приказывать будешь своим подчиненным, у тебя это наверняка отлично получается. Только вот офис остался в Москве, какая незадача! Может, тебе вернуться?

Егор смерил ее свирепым взглядом, но выпад снес молча. Только дверь за ним захлопнулась чуть громче нужного.

Быстро приведя себя в порядок, Лара повесила рюкзачок на живот, как носят маленьких детей, и ласково погладила мягкую выделанную кожу. Почувствовав, как накатывает щемящее чувство, ставшее таким привычным за последнее время, она поспешила спуститься вниз.

Женщина-администратор, угрюмая, с нездорово припухшим лицом, не обратила на нее никакого внимания, даже глаз не отвела от маленького телевизора, в котором мельтешили беспричинно радостные ведущие ток-шоу.

– Извините…

– Да? – вяло бормотнула она, все еще уткнувшись в экран.

– Вы знаете женщину, которая тут ночью… топчет банки? От пива.

Администраторша довольно хмуро покосилась на Лару:

– Ну?

– Сорочиха ее зовут, – пояснила девушка. – По крайней мере, она мне так сказала.

– Сорочиха, да, а в чем дело? – женщина еще больше насупилась. – Если на шум жалуетесь, то это дохлый номер, сразу говорю. Не в себе она.

– В смысле? – нахмурилась Лара, сознавая, что ее опасения подтверждаются. Администратор вздохнула и любовным движением руки пригладила желтоватые волосы с отросшими черными корнями. Возможность выболтать местные сплетни добавила ее облику живости:

– Она же… это… Чеканашка, чокнутая, не видно, что ли? Детей нет, мужа нет, а на старости лет еще и история эта. Ехала на своей задрипанной «четверке», ночью, в дождь. И под колеса вылетел пацаненок на велике. Детдомовский. Алюминиевые банки собирал, как раз вез сдавать. Ну она его и сбила. Банки по всей дороге разлетелись…

– А мальчик, спасли?

Женщина махнула рукой:

– Какой там, как же, у нас спасут… Говорят, она рядом с ним «Скорую» ждала и все рассказывала ему какую-то сказку. Ну, как утешала, что ли… чтоб не боялся. Посадить-то ее не посадили, свидетели были, что он сам выскочил не глядя. Но ей все равно хватило… Теперь вот как бессонница – тащится банки собирать. Из ума совсем выжила. Да и к пенсии, поди, прибавка. Я вот иной раз думаю, почем сдает-то? Дорого, нет? Вы не знаете случайно?

Лара покачала головой и вышла на улицу. «Время собирать банки», – звучали в памяти слова ночной знакомой. Потом она долго разыскивала продуктовый магазин, а найдя, купила килограмм конфет «Раковые шейки», отнесла к фонарю, под которым ночью познакомилась с Сорочихой, и оставила под рослым кустом полыни, взломавшим старый асфальт.

За этими хлопотами она безнадежно опоздала на завтрак и спохватилась, только увидев, что Егор дожидается ее возле джипа, готовый ехать. Выражение его глаз не сулило ничего приятного, и без того чеканный подбородок совсем окаменел, так что она уже приготовилась ко взбучке или выговору и, вышагивая к машине, лихорадочно придумывала, как поэффектнее дать Арефьеву отпор. Это вдруг напомнило ей искристое и шипучее, до покалывания в носу, предвкушение новой проделки – как в детском саду или начальной школе.

Но Егор не доставил ей такого удовольствия. Он сел за руль, завел двигатель, и машина рванула с места, едва Лара забралась на заднее сиденье.

Несколько километров они пронеслись в гнетущей тишине.

Вдруг, без видимой причины, Егор припарковался у обочины и заглушил мотор. Потом обернулся к Ларе, положил руку на спинку свободного кресла рядом с собой и долго, испытующе глядел на нее. Глаза его стремительно темнели.

Своего он добиваться умел: Лара разнервничалась, даже живот свело. Егор неожиданно показался ей большим и опасным, было в этом мужчине что-то львиное, и не только благодаря кудрявой гриве волос или светлым бровям-кисточкам.

– Ты знаешь, что животные специально распушают мех, чтобы казаться противнику больше своих размеров? Коты даже скачут боком… Не желаешь попробовать? – ехидно предложила Лара. Это была отчаянная попытка расхорохориться, она не могла придумать, как еще вести себя с ним. Внутри Арефьева явно созрело какое-то решение.

– Лара. Нам надо прийти к согласию.

– Какое у нас может быть согласие, с ума сошел? – вставила она, но стоило ему шевельнуться, как она замолкла: в едва заметном движении ей почудилась угроза.

– Ты не пришла на завтрак. А нам далеко ехать.

– Я не голодна!

Это была неправда, она не ела со вчерашнего обеда, и, что гораздо хуже, Арефьев это знал. Но Лара упрямо поджала губы, предпочитая скорее умереть с голоду, чем признать, что ведет себя неразумно.

Егор нахмурился. Ей показалось, что он собирается сказать что-то резкое, но речь его осталась все так же спокойна и строга одновременно:

– Давай я объясню, как обстоят дела. Отношения у нас не очень. Раньше мы ладили, теперь нет. Я не понимаю, что стало причиной, потому что то, что ты говоришь про мои чувства к Лиле, полнейший бред. Но! – он повысил голос, видя, что Лара хочет вставить комментарий, и в этом слове сквозила незнакомая ей властность. – Но речь сейчас не об этом. Мы все равно едем, уже едем. И в любом случае мы все дальше от Москвы. Ни ты, ни я не собираемся отступать, так что нам нужно определяться. Ты, похоже, не совсем отдаешь себе отчет в том, что мы в дороге, и в дороге нас с тобой только двое. Путь неблизкий, дальняя дорога – предприятие рискованное, случиться может всякое. Мне нужен надежный спутник, если угодно, даже сообщник.

Он дал Ларе время осмыслить сказанное, кивнул и продолжил:

– Я хочу быть уверен в тебе. Хочу доверять тебе. Хочу знать, что ты не будешь вот так уходить, не предупредив и заставляя меня гадать, где ты, все ли в порядке с тобой и когда ты вернешься. Что не будешь больше играть в молчанку. Мне надо быть уверенным, что ты не голодна, не терпишь, если хочешь в туалет, только потому, что тебе взбрело в голову мне насолить. Понимаешь, о чем я? Я хочу тебе доверять.

Лара в задумчивости покусывала щеку:

– Но я-то тебе не доверяю.

– Переживу, – хмыкнул Егор. – Раз уж не могу это исправить. Но мне нужно, чтобы я мог тебе доверять.

Арефьев не нападал, не давил, и Лара вынуждена была признать, хотя ей это и не особо нравилось, что в его словах есть доля здравого смысла. Вчерашнее враждебное и ребячливое молчание выматывало ее больше, чем тысяча километров, пронесшаяся под колесами. Но признавать это вслух? Ни за что.

– То есть ты пасуешь! – вскинула она голову, строя из себя победительницу. – Мне, лично, великолепно едется, это у тебя какие-то проблемы. И если ты просишь меня о перемирии – пусть так. Только это ты должен идти на уступки. Потому что это ты сдаешься, а не я.