Елена Вернер - Грустничное варенье

Лара пыталась взять себя в руки: нет, она не будет говорить все, что об этом думает! Арефьеву не дано понять.

– А скажи, для чего деньги тебе? Например, зачем ты работала на прошлой неделе в студии на Покровке? Там, в подвале? Тебе этого не хотелось, это было не вдохновение. Ты зарабатывала деньги, чтобы отправиться на Байкал. То есть деньги помогли тебе осуществить желаемое, как я и сказал, – жестко заключил Егор.

– Ты что – следил за мной?! Откуда ты знаешь…

– Ты не брала трубку. Я волновался, – он оставался невозмутим. – Пришлось навести справки.

– Останови машину, – процедила она. – Сейчас же.

– Что? Да брось, ты решила продолжить пешком?

Она была готова убить его.

– Останови!

Арефьев откровенно потешался над ней и не думал слушаться.

– Сейчас мой черед ехать, – запротестовала Лара. – Если твое слово хоть что-то значит…

Егор бросил взгляд на часы:

– А и правда, твой черед.

Покладисто, как ни в чем не бывало, он тут же затормозил. Лара вылетела из машины, как камень из рогатки, и чуть не столкнулась с Егором, обегая капот. Он протянул ключи:

– Прошу!

Она выхватила их намеренно резко, но подвела сама себя. Брелок выскользнул из пальцев и шмякнулся в придорожную пыль. Поднимая ключи, Лара спиной чувствовала насмешливую ухмылку Егора.

Звук взревевшего двигателя как нельзя лучше отразил ее внутреннее состояние. Так что Арефьев поступал довольно умно, давая ей время на передышку и помалкивая. Теперь, когда она смотрела на дорогу, ей не нужно было смотреть на него – уже счастье, подумала Лара раздраженно.

Егор пролистал атлас, убедившись, что новая метка Лили еще не близко, и включил музыку. Только спустя три трека он признался:

– Я знаю, она влюбилась в меня раньше. Раньше, чем мы пошли в ресторан, в театр… Я тоже влюбился в нее раньше всего этого.

Он помолчал, ожидая реакции Лары, но та не сводила глаз с серой ленты асфальта, разматывающейся перед ними.

– Я помню тот день, – наконец негромко признался он. – Когда нас представили друг другу, она стянула медицинские перчатки, чтобы пожать мне руку. Я только неделю как стал управляющим директором, и мне было лестно слышать, как ей озвучивают мою должность. А потом ее начальник попросил ее показать мне тут все. Кажется, она была не в восторге от этого. Но все-таки скинула халат и осталась в обтягивающей темно-серой водолазке, простенькой, совсем без декора. И узкой черной юбке до колена. Вся такая тонкая, точеная, как египетская кошка, и до невозможности, по-учительски строгая. И когда мы отправились на экскурсию, она пошла впереди. И… Ох, эта ее юбка… Там оказался разрез, сзади. Обычный прямой разрез, только вот очень длинный, до… ну, ты понимаешь. И я вдруг перестал соображать. Ни слова не понимал. Она мне что-то говорила, сыпала терминами своими медицинскими, а я даже не мог думать! Наверное, она посчитала меня остолопом. Но я честно пытался сфокусироваться на том, что она вещает, а этот чертов разрез уводил мысли совершенно в другую сторону… Так что в итоге пришлось поравняться с ней, чтобы не видеть всего этого. А потом мы вернулись в лабораторию, к ее халату. Но она уже завладела мной целиком. Я что-то пошутил, раз, другой, а она все не улыбалась. Мне это показалось странным, я ведь еще не знал, что она редко улыбается незнакомым. А я безумно хотел это увидеть, хотел заставить ее улыбнуться именно мне, так что пришлось пригласить ее в кафе. Она осмелела, рассказывала – про тебя, конечно, про вас обеих. Мы проболтали весь обеденный перерыв. Там-то мне и удалось ее рассмешить. Наконец-то. И знаешь, этот смех… это было даже лучше, чем разрез на ее юбке.

Пока Егор говорил, Лара уже жалела, что села за руль. Образ столь откровенно, без цензуры описываемой встречи развертывался перед ее мысленным взором, он заслонял собой дорогу. Она много раз слышала историю знакомства Лили с мужем, но всегда с той, другой стороны. А сейчас картина впервые сложилась полностью – и сердце тревожно кольнуло. Рассказ Егора определенно причинил ей боль.

Населенные пункты по пути встречались реже, правда, скорость движения все равно то и дело падала, за каждой неторопливо громыхающей фурой скапливался «хвост» из легковушек, дожидающихся шанса обогнать. Они напоминали стайку бестолковых рыбешек, вьющихся вокруг акулы. У Лары уже не было возможности глазеть по сторонам, она не замечала изменившегося пейзажа, придорожных мотелей и забегаловок, словом, ничего, кроме исчезающих под колесами километров и почти шахматных рокировок тех, кому было с ними по пути и кто оказывался то впереди, то сзади. По нескольку десятков, а то и сотен километров они ехали рядом, так что становились почти знакомцами, и она уже узнавала номера, надписи пальцем по пыльному борту или наклейки на стекле и бампере.

Это было даже приятно – не углубляться в свою жизнь, в свои мысли и чувства, а просто вести машину. Следить за дорогой, реагировать на дорогу, которая, к счастью, подобно реке, каждую секунду менялась, оставаясь прежней: новая выбоина, новый обгон, новая встречная машина, заправка, мост, холм, пост. Заправки они до сих пор выбирали приличные, то есть знакомые, но Лара подозревала, что скоро эта привилегия исчезнет, и все будет чужим.

После внезапного приступа откровения Егор стал немногословен, а потом и вовсе задремал, чем до предела облегчил Ларе задачу. Она все еще негодовала о так просто вскрывшемся факте надзора за ее московской жизнью. Что еще скрывает этот человек? Ведь, в сущности, Лара мало что знала о нем. Все эти годы он был дружелюбен, отстранен и занят работой, так что Лара встречала его в лучшем случае раз в несколько месяцев. И подавляющую часть этих встреч он был облачен в итальянский костюм и серьезную деловитость, от которой лично ей становилось неловко, будто она отвлекает человека от важных дел, хотя и пришла не к нему. Она даже не задумывалась, кто он. Понятное дело – Егор Арефьев, второе лицо в крупной компании, импорт медицинского и косметического оборудования. Успешный, привлекательный, сорокалетний, муж ее сестры. Офис, толковая пожилая секретарша, многоканальный телефон, корпоративная почта, деловые ужины в Сити… Мать замужем в Штатах, отец, кажется, умер. Но кто Егор по сути своей – Лара не догадывалась. И не стремилась, до этого дня.

Она не осознала момента его пробуждения. Просто в салоне вдруг стало душно. Бездумным, привычным жестом она чуть оттянула майку на груди и, сложив губы трубочкой, подула вниз, на повлажневшую кожу. И только после этого догадалась, что виной всему пристальный взгляд Арефьева – а она не любит, когда на нее смотрят в упор. Прежде чем Лара успела покоситься вправо и подтвердить догадку, Егор, вытянув руку, уже защелкал кнопками кондиционера, понижая температуру воздуха.