Людмила Зарецкая - Судьба зимней вишни

– Мам, а ты чего плачешь?

– Над кино, – тихо всхлипывая, сказала я.

– А чего над ним плакать? – еще больше удивился ребенок.

Я попыталась ему объяснить величие этого фильма и его героев, но сын смотрел на меня скептически. Я представила, как бы было хорошо посмотреть это кино рядом с Петровичем, уткнувшись в его теплое плечо, и зарыдала еще горше.

Вечером по телевизору показывали «В бой идут одни старики». Этот фильм Сережка отказался смотреть наотрез. Так что я мирно поплакала в одиночестве. Салют в честь Дня Победы был виден у нас из окна, так что мокнуть под проливным дождем, который начался к вечеру, нам не пришлось.

В воскресенье мне пришлось отказаться от свидания, потому что я приводила в сознание Настю, которую бросил очередной кавалер. При Настином характере это в общем-то неудивительно, но мне все равно было ее жалко, особенно на фоне своего непрекращающегося счастья. Настя сидела у меня на кухне, запивала валокордин водкой и ревела. Сережка деликатно скрылся в своей комнате.

Когда наревевшаяся Настя ушла (из соображений безопасности я отправила ее домой на такси), я вернулась на кухню, чтобы убрать посуду. Минут через пять раздался звонок в дверь. Чертыхнувшись про себя, я решила, что эта дурища что-то забыла. Дверь я открыла, не глядя в глазок. На пороге стоял Павел с чемоданом в руках.

– Можно войти? – спросил он, почему-то робко глядя на меня.

– Заходи, – обреченно сказала я.

Я решила, что он вернулся из командировки пораньше и хочет провести у меня ночь. Сами понимаете, такая перспектива меня совсем не обрадовала. Я судорожно обдумывала, как бы мне поделикатнее объяснить, что наш роман закончен, и нужно ли перед этим хотя бы покормить его ужином. Погрузившись в свои мысли и грохоча сковородками, я не сразу услышала, что он уже довольно долго что-то бубнит.

Наконец-то прислушавшись, я выцепила краем мозга фразу: «Я понимаю, что виноват в том, что долго не мог решиться».

– Ты хочешь со мной расстаться? – вне себя от счастья завопила я.

– Алиса, ты что, меня совсем не слушала? – обиделся Павел.

– Извини, задумалась, – честно призналась я.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж!

– Что-о-о? – закричала я и уронила на пол масленку, которую в тот момент доставала из холодильника. Масленка издала жалобный «дзинь» и распалась на две половинки. Замерзший скользкий кусок масла запрыгал по полу и ускакал под холодильник.

– Да. Я понимаю, что мне надо было еще несколько лет назад сделать тебе предложение, но я не мог набраться решимости уйти из семьи. Но сегодня я это сделал.

– Что ты сделал? – простонала я. – Только не говори, что ты объявил жене о том, что намерен начать новую жизнь.

– Но я именно это и сделал, – вконец растерялся Павел. – У нас был очень непростой разговор, и я сказал Нонне, что больше не могу жить с ней, что я люблю новую женщину. Тебя.

– А меня ты спросил? – От негодования у меня на глазах даже выступили слезы. – Ты решил уйти из семьи. Ты решил жениться на мне. Ты пришел ко мне жить. А тебя не интересует, что Я думаю по этому поводу?

– Конечно, интересует. Поэтому я и делаю тебе предложение.

– Паша, – устало сказала я, – я очень хорошо к тебе отношусь. Но если бы ты посоветовался со мной до своего исторического разговора с женой, я бы отговорила тебя от этого глупого шага. Ты женат уже почти пятнадцать лет, у тебя двое детей, с чего вдруг тебе ломать свою жизнь?

– Я тебя люблю, – ответил Павел. – И я хочу жить с тобой.

– Но я этого не хочу. Я никогда не просила тебя развестись.

– Но было время, когда ты этого хотела.

– Было, – честно призналась я. – Правда, недолго. Но теперь я этого не хочу. Я не хотела этого даже две недели назад. А теперь не хочу еще сильнее, потому что у меня появился другой. Я полюбила другого мужчину, Паша.

– Я знаю, – неожиданно сказал Павел.

– Знаешь? Откуда?

– После твоего похода в «Павлин» я решил за тобой проследить. Однажды пришел вечером и увидел, что ты возвращаешься с каким-то хмырем. Вы зашли в квартиру, а я остался на лестнице. Я просидел на ней всю ночь, Алиса. Это была не самая приятная ночь в моей жизни. Потому что сначала я надеялся, что он все же выйдет. А потом понял, что он остался у тебя ночевать.

– Паша, ну что за третий класс, вторая четверть! Какая слежка? Я бы и так тебе все рассказала.

– Нет, я очень рад, что увидел это своими глазами. Пока я сидел на лестнице, я всю ночь думал, что не могу тебя потерять. Через пару дней я уехал в командировку, там все обдумал, вернулся домой и поговорил с женой. На этой неделе я подам на развод и через пару месяцев буду свободен.

– Паша, я не могу выйти за тебя замуж, – сказала я. – Я люблю другого.

– Нет! – закричал Павел. – Нет, не любишь. Ты это просто придумала. От одиночества. Потому что я не уделял тебе столько времени, сколько ты заслуживаешь, но теперь все будет по-другому.

Этот тяжелый разговор продолжался несколько часов и шел по кругу. Павел плакал, я ревела в голос, но оставалась тверда, как скала. В три ночи Павел ушел, волоча за собой чемодан. Мне было его очень жалко, но к жалости примешивалось чувство освобождения.

Почему иногда бывает так просто закрыть дверь в прошлую жизнь? Мы с Павлом пробыли вместе четыре года. Мой брак с Артемием длился немногим больше, но «военные раны» болят до сих пор. А тут…

Я только что потеряла человека, которого любила. Или все-таки нет? Может быть, именно в этом все дело. В том, что я никогда не любила Павла так, как любила своего мужа?

А может быть, дело в том, что тогда я была пострадавшей стороной? Артемий бросил меня. Выкинул из своей жизни за ненадобностью. Как старую тряпку. Может быть, именно чувство собственной ненужности причиняло столь сильную боль, осколки которой впиваются в меня до сих пор?

А сегодня я – сильная сторона. Я отвергла человека, который только что совершил ради меня, может быть, самый сложный поступок в своей жизни. Я обидела Павла. Унизила его своим отказом. Оскорбила нелюбовью. И при этом я не чувствую никаких угрызений совести. Наоборот, мне хорошо, потому что я только что избавилась от проблемы, еще пару часов казавшейся неразрешимой.

Что ж, нужно признать очевидное. Я – чудовище.

Ему снилось, что он чудовище. Вроде и голова у него в его сне была одна, и огонь он не изрыгал, но все-таки был чудовищем, которое расставляло сети и ловило в них доверчивых, добрых, а главное, привлекательных женщин.

Он знал, что не может поступить иначе. Он должен был завершить начатое, пройти назначенный себе путь до конца. Сделать все, чтобы худенькая девушка, многие годы смотревшая на него с обожанием, наконец-то отпустила его. Растворилась в выбранном ею небытии до конца. Дала жить, не испытывая постоянного чувства вины.