Алиса Ганиева - Жених и невеста

Боже, боже, избавь меня от этих дурацких мыслей. Я до того извелась, что докопалась до полной чепухи. А что, если Шах сам спрятал Марата? Марат признавался мне перед свадьбой, что Шах им недоволен и даже не сразу согласился быть шафером. Всё из-за дела Русика-гвоздя. За убийство по неосторожности посадили Абдуллаева – того самого, чьё сватовство сорвалось так нелепо. А Шах, проигравший дело, почему-то решил, что в заключении Абдуллаева виноват Марат. Мол, Марат дружил с Русиком, и потому взъелся на его обидчиков. И якобы подговорил полковника Газиева повлиять на судей и вынести приговор пожёстче.

Чушь, конечно же, чушь. Никого Марат не подговаривал, но Шах долго не верил. А теперь вот строит из себя лучшего друга. Волнуется… Я так разозлилась, что собралась выскочить из комнаты и допросить Шаха лично. Но тётки заквохтали, преградили мне дорогу. Вбежала мама, замахала на меня руками, как на корову:

– Назад, назад! Совсем ополоумела! Вот придёт за тобой жених, тогда и выйдешь к гостям. А не придёт, будешь сидеть у себя в углу. Как брошенная.

Не успела я вернуться на кровать, как дверь распахнулась, послышались вскрики, шёпот, подавленные вздохи, и вошла Анжела. Она была в белом хиджабе. Руки в боки, торжествующая улыбка. Оглядела всех насмешливо, воскликнула:

– Ну что, Патечка, ждёшь жениха? Молодец, жди. Уверена, он скоро придёт.

– Чего тебе надо? – буркнула я, привставая.

– Поздравить тебя пришла. Можно поцелую?

И Анжела двинулась ко мне. Женщины, все, кто набился в комнату, бросились её останавливать и теснить к выходу.

– Стойте! Стойте! Вот так вы гостей встречаете? – вопила Анжела. В дверях на её крик показались ещё новые головы. Соседки, родственницы – все хотели видеть закрывшуюся блудницу.

– Оставьте её! – крикнула я раздражённо. – Пускай говорит что хочет. Я её не боюсь.

Анжелу отпустили, и тогда она с брезгливостью потёрла там, где только что её хватали чужие руки.

– Считаете, что я проститутка. Зато я – замужем. И меня муж в день свадьбы не кинул.

Я даже моргнула от боли. Быть отчитанной в день собственной свадьбы грязной уличной девкой!

Внезапно сзади на Анжелу налетела бабушка, сорвала с неё со всей силой платок, заколотый булавками так, чтобы не выглядывали ни волосы, ни шея, и толкнула к дверям. Анжела упала ничком, опростоволосившаяся, злая. Оглянулась на меня с яростью, поднялась на ноги и выскочила вон.

Всё произошло так быстро, что женщины успели только ахнуть. А бабушка как выкрикнет:

– И кто только её пустил, этот мешок с гноем! Пускай катится в свою навозную кучу!

В дверях показался напуганный папа, но его оттеснили гостьи. Стрелки часов указывали четвёртый час дня. Мы с Маратом уже должны были сидеть в том самом банкетном зале, заказанном ещё до нашей встречи. Туда же должны были явиться люди из ЗАГСа. Где же он? Где же он?

Не успела я отойти от разыгравшейся сцены, как отлучившаяся Люся принесла очередные новости. Оказывается, Анжела, уязвлённая женитьбой Марата, ещё накануне позвонила мужу в следственный комитет и нашептала ему, что Марат помогает подполью. Что он якобы повязан с «лесными» тайными узами так же, как его единокровный брат Адик.

Про Адика мы совершенно ничего не знали. Неужели правда?

– Всё может быть! – твердила мама, ворвавшись в комнату и бессознательно поправляя банты из органзы в моей причёске. – Твой Марат мог скрывать, что он ваххабит. На пустом месте эта гулящая соврать не могла.

– Могла, могла! – упиралась я, не желая верить.

Ну почему всё обрушилось так внезапно? Неужто по одному звонку можно погубить человека? Вот так вот, запросто. Настучать, наябедничать, нашептать. Какое право имеет эта Анжела? Она замужем, пусть и второй женой. Зачем ей сдался мой Марат?

– Ну и ну, – тянула Марина, – какие здесь страсти… Прямо сериал.

Аида исчезла вместе со своим ребёночком. А тётушки с сестрицами навалились на меня с уговорами:

– Поешь, поешь…

Как будто бы от их чудушек мне станет легче. Я отказалась есть и легла ничком на кровать. Слёзы не выходили, как я ни билась их выдавить. Кололись искусственные ресницы. Захотелось сорвать с себя всё лишнее, мешающее побежать на поиски Марата.

Меж тем шум в передней усилился. Слышались мужские голоса. Потом сквозь них прорвалось заунывное рыдание, и ко мне в комнату вбежала нарядная, в сверкающих украшениях мама Марата Хадижа. Видно было, что она плакала, потому что синие стрелочки на её веках размазались в неясные кляксы.

– Мой мальчик, мой мальчик! Они его похитили! – восклицала моя свекровь.

Я вскочила с кровати, она подбежала, прижала меня к груди, и только тогда у меня хлынули долгожданные слёзы.

– Ах ты моя куропатка! – нашёптывала Хадижа, поглаживая мои кружевные лопатки. – Да смилуются над нами небеса…

Женщины, глядевшие на нас из-за углов, растрогались и тоже стали похныкивать.

– Кто, кто его похитил, Хадижа? Скажи! – как будто не слыша саму себя, твердила мама.

Мама Марата наконец услышала вопрос, отпустила меня, зарёванную, из объятий и стала метаться по комнате:

– Как кто? Как кто! Полицейские! И лично полковник Газиев. Не зря он с нами по соседству примостился. Занял дом Адика. Прибрал к ручищам. А теперь и за моего сына принялся. Да какой из Марата экстремист, объясните?

– А на каком основании? – вырвалось у меня.

– По доносу! По доносу какой-то сволочи. Им лишь бы за нашивки на погоны выслужиться. Поймали мальчика, и молчок. Куда, зачем? Асельдер уже в городе, выясняет. Вот увидите, я этого так не оставлю. Пойду и вымажу ворота этому полковнику какой-нибудь гадостью. Похитили мальчика в день собственной свадьбы! На ровном месте!

– А обыск у вас был? – спросил кто-то.

Хадижу аж передёрнуло:

– Обыск? Пусть только попробуют! Они же Марату подкинут чего-нибудь обязательно. И книги, и наркотики, и оружие. У них фантазии хватит.

– Надо Халилбека подключить, – как будто сама про себя заметила мама.

– Халилбека? – нахмурилась Хадижа. – Ни за что! Он и сам только-только из тюрьмы. Не хочу, чтобы мой сын хоть боком имел с этим типом дело!

Свекровь выдохлась, присела на кровать. Одна из сестриц принесла ей холодной воды в хрустальном бокале. Опрокинув содержимое в рот, та оглядела меня и приказала умыться:

– Тушь потекла, рожа чёрная. Когда вытащим Марата из шестого отдела, увидит тебя – не узнает. Скажет: «Мама, не моя это невеста, не Патя».

Я улыбнулась сквозь слёзы и пошла к трюмо стирать нарисованное лицо.

– Такую красоту испортила, – тихо проныла одна из девочек, но я стирала дальше и дальше, пока не узнала саму себя – осунувшуюся, с красными глазами, страдальческим взглядом.

Отколола шиньон, развязала банты, тряхнула короткой своей стрижкой.