Роман Сенчин - Зона затопления

– Это уж точно. Страсти такие, что… Ох, – Людмила встряхнулась, будто сбрасывая ношу плохого, – давайте хоть чаю попьем, а то… Как-то надо жить дальше. Пойду воду поставлю.

Возвращаясь в гостиницу, Ольга услышала слова, которые добавили еще вопросов. Двое мужичков медленно проходили навстречу, и один говорил:

– Да какая зарплата! За хреновую жратву работаем. На курево рыбалкой – в магазине меняем… Мне бы три тыщи, и на хрен отсюдова без оглядки.

– Чего, вообще не платят? – изумленно-испуганно спросил второй.

– Последние месяцы вообще ни копья.

– А мне шестьдесят кусков пообещали.

– А-а, на словах и сто обещают… И живем, как кильки в томате…

Ольга приостановилась, смотрела им вслед. Хотелось догнать, расспросить подробнее.

И как это будет выглядеть? Подбегает женщина к двум мужчинам на пустой улице. Представляется журналисткой, задает вопросы… С одной стороны, ничего особенного, удивительного, а с другой – мало ли на что это их спровоцирует… Незнакомых людей, особенно таких, Ольга побаивалась.

А может, этот, говорящий, как здесь плохо, таким образом отваживает возможного конкурента? Допустим, оба сварщики, и первый работает неважно, находится на грани увольнения, и вот приехал новый, собирается устраиваться. Первый его перехватил и пугает, надеясь, что он ужаснется условиям и сегодня же умчится.

«Завтра постараюсь выяснить насчет зарплаты, быта», – успокоила себя.

Вечером записала по памяти ту часть разговора с родителями Дмитрия, которая была до включения диктофона, услышанный разговор мужичков, сцену возле брюхановского подъезда… Позвонила домой, муж сказал: «У нас всё нормально». В голосе – откровенный упрек. Как дела у нее, спрашивать не стал…

На другой день пошла в ОВД. Благодаря удостоверению журналиста пустили к начальнику почти без проволочек. Но одного взгляда на него хватило Ольге, чтобы понять: ничего и здесь выяснить ей толком не удастся.

– Я по поводу произошедшего с Дмитрием Масляковым, – сказала.

– Да я догадываюсь, догадываюсь… Что ж, присаживайтесь, как говорится.

Начальник, полковник, был пожилой, грузный, явно нездоровый. Почему-то Ольга стала гадать, сколько раз он может подтянуться, пробежит ли три километра…

– Хочется прояснить ситуацию с Масляковым, – начала она. – Установлены ли те, кто избивал?

Полковник приподнял широкие плечи, и шея на секунду совсем исчезла.

– Идет доследственная проверка. Видимо, будет заведено уголовное дело…

– Видимо? Значит, еще не точно?

– Хм, дела не заводятся просто так… Заявление потерпевшего есть. Правда, обстоятельства не совсем ясны. Разговаривает он неважно, письменно излагает мысли еще хуже…

– Ну так челюсть сломана, сотрясение мозга…

– Данных, – с нажимом перебил начальник, – медицинской экспертизы пока я лично не видел. И вообще, пока я не имею никакого права распространяться.

Ольга изо всех сил уговаривала себя быть спокойной, уравновешенной, но все же загорячилась:

– Но людям нужно хоть что-то знать. А то создается ощущение полной безнаказанности. Человек избит жестоко, не исключено, что останется инвалидом, а те, кто бил, – на свободе. Тем более – осужденные. Вообще, получается, свободно разгуливают за пределами колонии…

– Я бы на вашем месте не стал утверждать так однозначно. Подозреваемые, может быть, и есть, но в любом случае никто вам сейчас не назовет, кто это. И, – начальник кашлем прочистил горло, – и есть ли они на самом деле.

– Но почему же?

– Потому что это служебная информация.

– Господи! – Ольга всплеснула руками. – Повсюду эта служебная информация!

Полковник неожиданно светло улыбнулся:

– А что вы хотите? Эта гласность без берегов ни к чему хорошему не привела. Государство какое с ней развалили!.. Соответствующие службы, короче говоря, работают, о результатах будет доложено. И я бы, – голос полковника стал доверительным, – не стал безоглядно защищать Маслякова. Парень он непростой, крученый. С осужденными вел незаконную торговлю – покупал у них горючее, иногда на водку менял, цветной металл сбывал. Так что…

– Собирать металлолом – это теперь предосудительно?

– Ну, смотря как и что. Пиратским образом – конечно. Вот был случай не так уж давно: когда советские телевизоры вовсю выбрасывали, один умелец ходил по свалкам и доставал из них детали, в которых золото содержалось. Насобирал слиток приличный… В итоге получил реальный срок. Вот так… Алюминий, медь хоть и не золото, но тоже… Объемы важны.

– Ну так убирайте сами алюминий и прочее…

– Этим занимаются другие структуры, – снова посуровел полковник, – а мы следим за тем, чтобы не нарушался закон. Причем – откровенно не нарушался. Для дальнейшего есть прокуратура, следственный комитет.

– А лес топят по закону? – жестче заговорила и Ольга. – Скотомогильники?.. Вообще все это переселение так уж законно проведено?

– Ну, на заявления мы реагировали. К тем же Масляковым неоднократно выезжали, когда некие лица лезли к ним на предприятие.

– Некие лица… Вам известно, что это за лица.

– Порой удавалось задержать и привлечь к административной ответственности, порой – нет… Впрочем, меру виновности определяет, как известно, суд… Покажите нам стопроцентного преступника – мы его задержим.

Ольга вздохнула:

– Да я о других лицах. О другом вообще…

– Я вас не понимаю. – Полковник откровенно издевался. – Если у вас факты нарушения закона имеются – пишите заявление. Будем разбираться. – И он кивнул на стопочку чистой бумаги с лежащей на ней ручкой.

Ольга посмотрела ему в глаза; полковник спокойно, с полуулыбкой выдержал взгляд… Ольга поднялась:

– Ладно, понятно. По крайней мере, с делом Дмитрия Маслякова мы разберемся сами.

– Не волнуйтесь, и мы разберемся. То есть – соответствующие органы.

– До свидания.

– Да, заглядывайте, если что. – И уже в спину напомнил: – Сокрытие важных для следствия фактов карается по закону.

– Ну так следствия-то нет.

– Будет, будет. Все будет.

До ближайшего автобуса в Красноярск оставалось почти два часа. Ольга еще успевала зайти в районную газету, сохранившую старое, теперь слегка нелепое название – «Советский Кутай». Нет давно советской власти, нет теперь и Кутая, а в названии газеты они существуют…

Зайти в редакцию нужно было хотя бы за тем, чтобы отметить командировочное.

В редакции работали сплошь женщины, причем пожилые, и газета оставляла ощущение старомодности. Состояла она почти целиком из бесцветных материалов, юбилейных здравиц, объявлений, перепечаток из центральной прессы. Если и встречались статьи, вернее, заметки, информашки о проблемах, то проблемы эти подавались как небольшие просчеты, отдельные недостатки.