Юлия Петрова - Брак по-австрийски

А на следующий день вся компания отправилась кататься на лыжах. Мне же Петер забронировал занятия с частным инструктором и в приказном порядке отправил на гору. Я шла, сгибаясь под тяжестью лыж, которые постоянно норовили соскользнуть с плеча, и проклинала все на свете. Учиться кататься мне совершенно не хотелось. Более того, за свои несколько месяцев в Австрии я уже успела помочь одной больнице и перевести для ее русского пациента диагноз. Лыжник с десятилетним стажем, он раздробил себе колено так, что от него практически ничего не осталось. И в качестве благодарности он дал мне один совет: «Никогда не катайся, оно того не стоит». Но Петер в ответ на все мои протесты заявил, что это «тупые русские» и что «ты теперь должна кататься».

День на горе прошел ужасно. Я падала, чертыхалась, меня раздражал инструктор, который оказался совсем молодым и незаинтересованным парнем. Я растянула плечо и вечером уже умоляла Петера оставить эту затею. Но он был непреклонен и заявил, что если я хочу жить в Тироле, то должна придерживаться здешних обычаев и разделять здешние интересы. Второй и третий дни я выдержала просто стоически, стиснув зубы. Научилась держать баланс, тормозить, заходить в повороты и даже освоила одну из красных трасс. Но ненависть к лыжам у меня не прошла, а наоборот – удвоилась. Равно как и раздражение от этого общества. И когда один из его коллег-старичков сказал: «Ну что, Мария, нравится тебе кататься на лыжах?» – я честно ответила: «Нет». Чем заслужила от Петера пинок под столом.

Апогеем поездки стало совместное посещение сауны в отеле. Одев бикини, я бодрым шагом вступила в кабинку… и обнаружила там все это «высшее общество» австрийских финансистов в чем мать родила. Причем на самом видном месте, раскинув ноги, сидел самый старый дед. То, что я увидела… так лучше бы я этого не видела! Меня охватила паника, и мне захотелось выскочить наружу. Но это было бы совсем неприлично – если такое понятие было применимо к обществу вальяжно развалившихся голых дедов. Пришлось остаться и пялиться себе под ноги, дабы не «созерцать». В результате я и в сауне оказалась белой вороной, а Петер меня снова отчитал, приказав раздеваться, привыкать и приcпосабливаться.

А по приезде муженек выкинул новую штуку. И не одну.

Петер все время ратовал за здоровый образ жизни, но вести его перестал, и походы в спортзал стали для него перспективой далекого «когда-то». Поэтому я решила простимулировать мужа и подарить ему спортивный костюм. Выбор подходящего стал для меня настоящей мукой. Я специально поехала в Имст, совсем одна, со страхом в душе припарковалась возле гудящего в канун Рождества торгового центра и со словариком в руках принялась мучить продавцов. Общими усилиями мы выбрали костюм марки «Champion», и, в случае если размер не подойдет, мне обещали его поменять. Довольная, я приготовилась ждать Рождество.

Накануне праздника к нам в дом прибыла Фелиситас с коробкой украшений. Она вроде как привезла их, чтобы дать мне задекорировать обстановку. Но кончилось тем, что Фелиситас делала все сама, не давая мне прикрепить ни одну звездочку по-своему. Я махнула рукой и отступила. Мое мнение все равно никого не интересовало.

Само Рождество праздновалось у нас. Приехали все родственники – даже дочери Петера. Мне пришлось готовить на всю эту ораву, а Петер знай критиковал меня: то это не по-австрийски, то это не так. Перед ужином состоялась «раздача слонов». Все выложили приготовленные для остальных подарки под елку, а потом началась распаковка. Коробок и свертков с моим именем было пять, и, открыв их, я обнаружила: свечку, бутылку просекко, шоколадные конфеты, свитер и часы «Police» с черепом и комментарием: «Это злые часы, как раз для тебя», – от Петера. Не знакомая с европейской рождественской практикой, я преподнесла свои подарки каждому лично, в пакетах, без подписи имен и всего такого. Дочери подарили Петеру фотокалендарь со своими младенческими фото и рамку со снимком, на котором они были запечатлены втроем. От меня они получили набор блеска для губ, а мне в ответ не дали ничего. Все их поведение этим вечером намекало на то, что я не должна слишком радоваться – Петер их, фотографии тому подтверждение, и они его никому так просто не отдадут. Я чувствовала напряжение, скрытое натянутыми улыбками, и гадала, почему сегодня все так странно. Может, у меня уже развилась паранойя? А может, они ревновали, потому что раньше всегда встречали Рождество по-другому и дарил он им больше? Я терялась в догадках, а Петер и не думал мне никак помогать.

Ситуация еще больше ухудшилась, когда после основного застолья мы переместились на диваны в гостиной и подвыпивший Петер принялся тыкать мне в попу бутылкой просекко. Я три раза попросила его перестать, но это не помогло, а только вызвало нездоровое веселье присутствующих. Наконец он все же прекратил и открыл бутылку. После тряски она буквально взорвалась и облила полкомнаты. Убирать, разумеется, пришлось мне, причем тут же – чтобы все не слиплось. Помогать мне никто не стал. Все сидели и ржали, будто произошло самое веселое на свете событие. Мне хотелось материться, и, оттирая тряпкой пятна с дивана, я тихо всех ненавидела.

А потом гости ушли. Петер примерил мой подарок – спортивный костюм – и завизжал диким голосом: «Маленький, он совсем маленький и меня душит». Он начал дергать за воротник и визжать: «Я толстый! Разжирел как свинья! Это ты меня откармливаешь!» Спортивная куртка разорвалась по шву, и Петер отшвырнул ее в сторону. Я наблюдала за этой сценой с ужасом. Мне действительно стало казаться, что Петер сошел с ума. И единственное, что я сделала, – это подняла разорванную куртку и попыталась успокоить мужа. Я пообещала поменять ее в магазине, уверила Петера, что он не толстый, и потянулась его обнять. Но он отпихнул меня в сторону, и, не в силах больше сдерживаться, я зарыдала. Тогда Петер сказал, что это мерзко, что все бабы нюни сопливые, и ушел спать.

На следующий день в магазине на меня смотрели со скепсисом. Я что-то пыталась лепетать про неудовлетворительное качество, но вид этой несчастной куртки каждому давал понять, что ее просто порвали. Менять никто ничего не собирался, и я снова расплакалась от беспомощности. Продавец оставил меня наедине с моими эмоциями и ушел заниматься своими делами. Тогда моя растерянность сменилась яростью. Мне надоело, что в этой стране меня почитали за какашку и что я везде и всегда была виновата. Догнав продавца, я швырнула куртку ему под ноги и сказала, что он может ее теперь использовать в качестве половой тряпки – на большее она не годится. А затем, полистав словарик, который всегда возила с собой, и, найдя слово «жалоба», я пообещала ее подать. Хлопнув дверью, я выбежала на улицу, уже готовая искать инстанции для жалоб. Но минут через десять мне позвонил Петер и сказал, что все улажено – с ним связались и перед ним извинились. Впечатленные моим выступлением, продавцы пробили по базе данных клиентскую карту Петера, с которой я пришла, и увидели имя великого и могучего. Естественно, подействовало оно безотказно. Выслушав всю эту историю, я снова расплакалась, а Петер вызверился. Как было ему объяснить, что меня так расстроило? Почему мне было так важно различное к нам отношение в Австрии, которая кичится мнимым равенством? Почему меня так ранила моя беспомощность? Безразличие окружающих, и в первую очередь его собственное? Почему переезд в эту, изначально ненужную мне страну, обернулся самой настоящей травмой, а все иллюзии развеялись сразу после свадьбы? Я попыталась объяснить, но Петер не понял.