Михаил Веллер - Что такое не везет и как с ним бороться

– Ну, Ленечка, – рокотнул, – с чем пожаловал? Неужто просто так?

– Здор-рово, Владлен! Имя менять не собираешься?

– Только на водку!

В начальническом закутке за мастерскими Звягин поиграл бутафорскими мечами и пистолетами. Сырков спросил о семье, пыхнул голландским табачком, похвастался очаровательным тяжелым револьверчиком, сделанным под малокалиберный патрон:

– Хочу к нему еще цельную обойму сделать, – вывалил барабан вбок.

– Слушай, сделай мне автомобильный номер.

– Чего это ты? Банк грабить собрался?

– Да нужно.

– Сделать-то несложно… А на что он тебе? Ты что, Ленечка, никак с рэкетирами связался?

– Влад, – ну надо. Считай, пошутить над приятелем.

Влад пронизывал немигающе голубыми льдинками удава; рокотал:

– Забавно, Лешунька, этим я еще не занимался. Из интересу можно попробовать. А что, сам не можешь? Я объясню как, дам материалов.

– У меня так не получится. Лучше я вас лечить буду.

– А иначе уж и не будешь?

– Всяко буду, – улыбнулся Звягин, настраиваясь на его тон.

Влад выдул из легких ароматный сноп «Клана».

– И размеры уж, поди, с собой готовы?

Звягин протянул ему бумажку с чертежиком.

– Так. Ясно… Правильно… Ну, допустим… А номер тебе какой?

Звягин зевнул безмятежно:

– Еще не придумал. Придумаю – позвоню.

– Ладно, – обдал радушием Влад. – Уж если Звягин просит – сделаем. Лучше настоящего. Но, Леня, я надеюсь…

– И не вздумай волноваться. Мое слово!

Дома у Звягина, несмотря на его неизменную доброжелательную невозмутимость, что-то зачуяли: не то биотоки из него какие-то исходили, не то угрюмая боевая улыбка прорезалась то и дело в глубине глаз, как перископ подлодки.

– Похоже, и тебя достала действительность, – не без известной насмешки посочувствовала жена.

– Отнюдь. Я ее сам достану, – пообещал Звягин.

Вечером он достал с антресолей две коробки с фотографиями, весь семейный архив, и они втроем перебирали желтеющие реликвии кочевой биографии:

– Ой, папка! Какой ты был стройный лейтенантик, прямо смерть гимназисткам.

Документную фотографию в повседневной майорской форме Звягин сунул в карман. «Правда, петлицы десантные. Но ведь могут быть любые. Так, теперь осталось всего лишь найти хорошего художника… не столько живописца, сколько – кого надо. Ну, Таня-Танюшка, Татьяна трах Ильинична, уж не подведи, старая боевая лошадь… а то ведь повешу, на твоем же крючке от твоей же люстры и повешу, недрогнувшей рукой и на ненамыленной веревке… и хрен дознаются, вот что забавно».

– А теперь – впер-ред, хр-ромоногие! – скомандовал он офицерским рубленым рыком.

– А?! – подпрыгнула жена.

Дочка захохотала, посмотрела на часы и пошла в туалет.

«А слесаришка мне, пожалуй, и не нужен. Разовый глушитель можно и из чертежной бумаги склеить… или капустной кочерыжки вырезать. Эт мы сами с усами, сообразим… Кстати, насчет усов… усы? А что, сейчас каждый третий с усами… театральный магазин, или те же мастерские… только уже не Влад, нет».

Старая боевая лошадь Ильинична сработала первой, – и то сказать, ведомство серьезное:

«Березницкий Яков Тимофеевич, г.р. 1918, прож. г. Москва, Кутузовский пр., д. 84, кв. 19, т. 243–48–70. Пер. пенс. союз. зн.».

Яшенька, значит, ибн Тимофеич. Перпенс, значит. Аж союзного значения… нерушимый республик свободных… тресь – и в дамках. Я т-тя научу родину любить. Молилась ли ты на ночь, Дездемона. Понял, Миша? – вычеркиваю.

И в подтверждение вычерка протрещала телефонная очередь:

– Леонид Борисович? – милейший тенорок. – Ну, кажется, есть то, что вам нужно. Так что заезжайте, когда вам удобно. Но лучше не откладывать.

А зачем нам откладывать.

Звягин раскрыл блокнот и выбрал один из своих рабочих дней посреди недели. Вот накануне с Джахадзе или с Заможенко на этот день и махнемся, а фамилия в графике пусть останется. Билеты на «Стрелу».

…Из «Красной стрелы» он вышел отдохнувший, выспавшийся, весело-спокойный среди мрачноватого и суетного московского люда.

Клиент был на месте, это он знал, потому что вчера позвонили Березницкому, мягкий женский голосок из регистратуры его поликлиники, поинтересовались для уточнения, когда он последний раз проходил флюорографию.

Сдав сумку с кое-каким барахлишком, купленную на один раз в комиссионке, в камеру хранения, он спустился в метро и поехал на Кутузовский. Прошел по противоположной стороне мимо нужного дома, прикидывая место парковки машины. Потом поехал в Ясенево и шлялся там, пока не нашел то, что требовалось: стройку на отшибе за забором; запомнил приметы дороги, вернулся в центр, поймал за пятнашку частника и велел ехать туда, проехав сначала по Кутузовскому, а сам сверялся с картой Москвы и фиксировал путь.

После чего со вкусом и демократизмом пообедал в «Мак-Доналдсе» и отправился в кино, дабы занять время. Нервы, судя по всему, у Звягина отсутствовали напрочь.

В полутьме уже он вернулся на Ленинградский вокзал, забрал свою сумку и в туалете совершил небольшой шпионский маскарад: наклеил черные усики, натянул и приладил вороной парик и увенчал его кепарем-аэродромом. Пойдет.

На стоянке такси волновалась толпа, а в стороне нисколько не волновались таксисты. Звягин сделал жест, и шофер приоткрутил стекло:

– Куда? – с неприязненным равнодушием спросил он, не глядя.

– Шереметьево-два, – с тем же равнодушием бросил в сторону Звягин.

– Полтинник, – сказал шофер.

– Знаю, – упало в сторону следующее слово.

– Садись.

– Открывай. – Последнее слово всегда за мной будет, животное. Я тебе покажу полтинник. Я его тебе в такое место воткну, что институт микрохирургии глаза не выковыряет.

Шофер небрежно курил «Мальборо».

– Здоровье портишь, – без уважения к чужому жалкому достатку сказал Звягин и приоткрыл форточку, устроив сквознячок.

– Дует, – сказал шофер.

– Я тебе плачу, – сказал Звягин. – Сначала на минутку к Ленинградскому рынку, вещи забрать. Дом я покажу.

– За простой – отдельно.

– Конечно, – сказал Звягин.

На Красноармейской он указал подходящий дом, велел стать у подъезда:

– Багажник открой сразу.

Пару минут провел в подъезде. Вполне подходяще. И лампочка не слишком яркая, и мочой пахнет.

– Слушай, друг, – вышел он растерянно, – его дома нет, помоги, пожалуйста, телевизор снести… одному никак не взять, и время в обрез.

– Какой? В багажник не влезет.

– Влезет! Как не влезет? – уверил Звягин. – Японский, не такой большой, но взять неудобно.

– Да я, в общем, не грузчик, – в сомнении отказался шофер.

– Еще пятнадцать рублей плачу, – нервно попросил Звягин.

– Поможем, – вылез шофер.

Войдя в подъезд, по всей логике ситуации, первым, Звягин жестко – конь копытом лягнул! – ударил его локтем под ложечку. Шофер согнулся и замер, распялив рот и выпучив глаза. Примерившись и успев пожалеть, что рукав куртки смягчит удар, Звягин локтем же, сверху, врубил ему – к-ха! – чуть левее темени. Послышался вполне деревянный стук, шофер обмяк и свалился на бок. «В десанте служили мы крылатом, а тут нельзя не быть орлом! – тихо пропел себе под нос Звягин. – Как это называлось там? а, – с расчетом кратковременного рауша. Кратковременного не кратковременного, а полчасика отдохнет. Достаточно».