Ольга Иженякова - Великая сила молитвы

В назначенный срок приехал к призывному пункту обоз с уполномоченными, а они все как один на русском говорят, язык ханты даже приблизительно не понимают. Увезли новобранцев. На стойбище ни одного письма не пришло, северные воины не знали грамоты. Весточки с фронта все-таки просачивались, кто ездил в район, тот и передавал, ну и от себя что-то добавлял. Тем и жили.

Солдаток в колхозе не жалели. Жена при муже, как огонь в чуме, ни один ветер не страшен, а как чума нет, кто хочешь его потушит, даже ветра не надо. Пришлось Ульяне осваивать мужскую работу – сено заготавливать летом, а зимой возить на оленях тяжелые грузы в поселок. Жила по-прежнему в доме родителей мужа. И хотя свекровь ее не обижала, самая тяжелая работа все равно ей доставалась. Это несмотря на беременность. Дочка-красавица, вылитый папа, родилась точно по заказу. Глаза большие, умные.

Много дней и ночей проплакала молодая мать, думала о муже. Да разве можно такому исчезнуть бесследно?

Вот и война закончилась. Стали возвращаться в свои стойбища мужики. Кто без руки или ноги, а все одно – радость. Ульяна, значит, давай мечтать, если ее Артемка вернется таким, она будет ухаживать за ним, как за маленьким, с рук кормить. А если без глаз, – станет смотреть за него и говорить, какое все красивое и какая уже большая дочка… А если он не будет слышать, будет рисовать ему, что и как. Этим и жила. Надежда и мечта давали силы.

От свекрови ушла, вернулась к матери, потому что она жила ближе к берегу, а Ульяна привыкла встречать пароходы, каждый раз мечтая увидеть одного-единственного пассажира, готовая в любое время броситься ему шею, ощутить родной запах. А мужа все не было и не было.

«После войны путных мужиков не осталось, война хоть и далеко прошла от Сибири, но выкосила тут все подчистую, – делится собеседница. – Бывало идет такой… ростом с дверную ручку, а смотрит великаном. У русских я слышала пословицу: на безрыбье и рак – рыба, тут даже не раки были…так, скользкие улитки. Но это даже хорошо, не было глазу за что зацепиться, честь уронить, никто не станет после муксуна есть окуня. А потом все думаю, вдруг Артем в плену, там ведь можно томиться и двадцать, и тридцать, и боле лет…».

Свою дочку солдатка отдала в школу. Пусть учится. Сама тоже научилась шить меховую одежду, шапки, унты, кисы, «как в ателье, а то и лучше». Со временем выучила русский язык. Но ждать не перестала. Все время в шкафу у нее висела мужская одежда, верхняя и нижняя, на тот случай, если вдруг Артем придет, во что она его оденет? Сначала ждали его расписные бисером малицы. Потом костюмы, пиджаки. Потом китайский пуховик. Было и кожаное пальто. Каждые пять-шесть лет Ульяна меняет гардероб, носки вот давно одни и те же. «В пятьдесят шестом году куплены, а этих, синих… целых четыре пары в семьдесят пятом по талонам выдавали. Но у меня есть свои в запасе, если что, то их дам, не жалко…»

Дочка выросла, вышла замуж, внуки закончили МГУ, хвастает: «Наташка даже с красными корочками».

Несколько лет назад зять послал запрос в Министерство обороны и получил ответ, что Артем пропал без вести в 1943 году. А как это пропал? Значит, все-таки сны правильные, и он живой. Муж ей часто снится молодым и красивым, и сердце так стучит после этих снов.

«Может, он прожил другую жизнь, с другой женщиной и под другим именем, – делится со мной. – Ну не верю, что мог мой Артем погибнуть. Тогда бы прямо написали: погиб там-то и так-то. А пропал, значит, мог спастись… Тогда почему столько лет молчал? Я ему все простила. Только б увидеть, теперь, перед смертью…»

…Она еще шепчет на языке ханты про любовь, душу, сугробы, женщину.

Если бы не было развала Союза, правоверный мусульманин Анвар жил бы в солнечном Термезе с 2500-летней историей, на самой границе Узбекистана и Афганистана, и преподавал бы в школе русский язык и литературу. Он знает наизусть все стихи Пастернака и Есенина.

Но жизнь распорядилась иначе. Еще не окончив педагогический институт, Анвар смолодой женой в одночасье сменил родину и веру.

Вспоминает: «Когда началась политическая неразбериха, узбеки погнали русских. За одну ночь они стали плохими, их стали бить, унижать прилюдно. А за убийство русского даже милиция дела не заводила… Местные начали захватывать их машины, дома. Я про себя молился, был в стороне. Какой спрос с учителя? Каждый человек должен быть на своем месте. И я был на своем, так мне казалось. Но, когда в мечети увидел ковры, отобранные у русских, не знаю, как это передать. Я не смог туда зайти, ступать по этим коврам. Бог – это любовь. Он пришел в этот грешный мир, чтобы спасти нас».

Мой собеседник замолкает. Видно, слова ему даются нелегко. Превращение из Савла в Павла не обошлось без боли. И словно угадав мою мысль, он продолжает:

– Вспомните слова апостола: «Несть иудей, ни эллин: несть раб ни свободь; несть мужеский пол, ни женский; вси бо вы едино есте о Христе Иисусе»…

Анвар переехал в Сибирь к родственникам жены. Так холодный край стал вторым домом, а теперь уже далекий Термез навсегда остался в сердце. В православии он Иван. Добавляет с улыбкой: «Помнящий родство». И снова загадочно молчит. Его долго не хотели крестить в православной церкви, и он смирился. Просто приходил в храм и когда слышал возглас: «Оглашенные, изыдите» поворачивался и уходил. Так продолжалось два года. Три раза за это время прочитал Евангелие, прежде чем услышать: ты – Иван.

Русские приютили, выделили сначала комнату в общежитии, потом квартиру. «Понимаете, это великие люди. Умение прощать заложено в сильных»…

Общаться с ним удивительно легко, круг его интересов настолько широк, что кажется, будто перед тобой профессор, у которого на первом месте – русская классическая литература. Признается: «Я за книжками проводил все время с раннего детства. Никогда от них не уставал. И детей по мере возможности приобщал к чтению. Без него жизнь неполная». Вот только свободного времени, к сожалению, у него все меньше и меньше. Последние пятнадцать лет Анвар работает в локомотивном ремонтном депо, следит за техническими средствами, которые обеспечивают безопасность движения поездов. Ошибок здесь допускать нельзя. И это он понимает как никто другой, поэтому, если видит необходимость срочного ремонта, запросто может забыть про еду и сон, в одночасье разделив жизнь на главное и остальное. Главное – конечно же, дело, так нужное людям.

«За что я уважаю Анвара, – позже скажет мне его русский напарник Евгений, – так это за то, что ответственность у него в крови. Помню, как мы с ним до четырех утра однажды провозились, разбирая автоматическую сигнализацию, что называется, «по косточкам». Проверили каждый проводок по нескольку раз. А когда устранили брак и уже под утро тепловоз пошел, были счастливы. Такое не забывается, поверьте. Если бы все электромеханики были как Анвар, – аварий бы на железных дорогах не было в принципе». Смотрю в черные глаза собеседника и не могу понять, не могу уловить ту формулу, в которой успешно сочетаются русская литература и электромеханика. Начинаю размышлять вслух и получаю ответ: связующее звено здесь Честность.