Наталия Терентьева - Маримба!

– Ма-а-ам… – ахнула Катька. – Спасибо! – И бросилась меня целовать.

– На здоровье. И на счастье.

– Мам… – вся розовая, до невозможности прелестная Катька подняла голову от планшета. – Знаешь, что он мне написал?

– Что?

– Что у меня красивая улыбка. Спросил, на чем я играю и не пою ли, случайно…

Я от неожиданности даже засмеялась.

– Мне нравится, что мальчик мыслит такими категориями. Красивая улыбка. И что он посмотрел твои записи с песнями. Но стесняется это сказать.

– Что мне ему написать?

– Пиши сама.

– А если я с ошибками по-английски напишу? Проверишь?

– Ошибки?

Я с сомнением посмотрела на Катьку. Я сейчас правильно поступаю?

– Может, и проверю.

… – Кать, два часа ночи. В Москве, значит, три. Спать пойдем?

– Да, мам, сейчас последнюю фразу напишу. Смотри, вот правильно – «I would have never thought about it before if…»?

– Thought about what? – машинально переспросила я по-английски. Все-таки я сама учила Катьку языку. – О чем бы ты никогда не подумала, если бы…? И если бы – что?

– О том, чтобы поступать в консерваторию…

– А! – успокоилась я.

– Возьми, – Катька протянула мне планшет. – Прочитай и не беспокойся. Он очень хороший мальчик.

Мальчик… Я прочитала их последний диалог, улыбнулась.

– Не знаю, дочка… Может, у него замедленное развитие?

– Да! – радостно засмеялась Катька. – Отставание на пять лет! Знаешь, какое у него самое любимое слово?

– Какое?

– Смайлик! Большой, маленький, грустный, хитрый, веселый, очень веселый…

– Ясно.

– Знаешь, как будет «ударник» по-литовски? Бугнининкас!

– Потрясающе. Пошли.

– Сейчас, мам. Надо попрощаться. Я только «Goodnight» ему напишу, хорошо?

– Хорошо, – я поцеловала Катьку в теплую макушку. – Завтра хочешь подойти к нему после концерта?

– Хочу… А что я скажу?

– Скажешь: «Привет, я Катя».

Красивая, трепещущая, неотразимая в своей юности и волнении Катька подошла к молодому литовцу после концерта в парке. Я видела издалека, как искренне всплеснул он руками, как протянул ей ладонь, как смеялся, как смеялась в ответ Катька.

– Ну и что вы так мало поговорили?

– Да я чуть не упала, мам… От волнения…

– Хорошо он говорит по-английски?

– Отлично. Даже слишком быстро.

– Но все понятно?

– Понятно. Сказал, что я в жизни еще красивее, чем на фотографии.

– Кто бы в этом сомневался! – усмехнулась я.

Не родись, Катюня, московской красавицей, родись умной, здоровой и счастливой. Говорить это дочке, светящейся сейчас от радости, я не стала.

– Мы договорились сегодня переписываться… попозже вечером…

– А телефон?

– Да нет… Мам, ну кто сейчас говорит по телефону?

Действительно. Они не общаются по телефону. В лучшем случае по скайпу. А так – пожалуйте в Сеть. Можно общаться в онлайн режиме – сказал-ответил. Можно написать и пойти лечь спать. Тебе ответят ночью или утром. Ты посмотришь, в котором часу прочитано и прочитано ли. Тебе могут ответить смайликом или другой картинкой. И ты поймешь смысл этого послания – так, как поймешь. Но улыбку ведь ни с чем не спутаешь? Сердечко, цветок, чертик… Удивительная реальность. Но она есть. Так думает и Катька, прочитавшая без опережения, но глубоко и полно все, что можно было прочитать за ее неполные четырнадцать лет.

– Мам… Посмотри, я правильно его поняла? – Катька развернула ко мне планшет. – Он пишет, что я слишком маленькая для него. Или слишком молодая. Молодая для чего?

Я с сомнением посмотрела на Катьку. Как сказать? Кто должен совершить этот перелет через возраст? Я? А что делать, если моя девочка, которой четырнадцать лет исполнится через три месяца, влюбилась в юношу двадцати двух лет?

– Для… – я замялась. Какое самое красивое, самое романтичное слово?

– Я поняла, – вздохнула Катька. – Для… – и тоже запнулась.

Ее же воспитываю я. И я практически не стесняюсь слов «секс», «запор» и «клизма». А также я знаю и, если надо, произношу «овуляция», «менструация» и другие специальные термины. Но я стараюсь, чтобы грубой физиологии в нашей речи было меньше. «Секс» – грубая физиология? А что иное? Нежная романтика? Глубокие теплые чувства? Искренние и настоящие? «Девушка, вы, случаем, не ханжа?» Нет, я, случаем, не ханжа. Но если перейти на медицинский язык, то можно легко и быстро потерять всю культуру. А зачем она нужна в таком случае? Давайте проговорим вслух – что, как, куда и зачем. И дальше будем в растерянности стоять, думать: о чем же нам мечтать, если все понятно, все названо, все нарисовано, а еще лучше – снято в натуральную величину…

– Понимаешь, Катька, – вздохнув от неизбежности, начала я. – Вот моя покойная мама когда-то объяснила мне, что близкие отношения мужчины и женщины – это грязь и гадость. И я их ужасно боялась. А когда влюбилась по-настоящему…

Катька замерла от неожиданной темы. Да, да, Катюня, я тоже не хотела говорить с тобой об этом так рано. Рано? В тринадцать лет и восемь с половиной месяцев? А может, в самый раз?

– Ну вот… Когда влюбилась, то очень удивилась. Потому что никакой грязи не увидела. Наоборот, моя нежность так гармонично дополнилась близкими отношениями. И они мне показались такими прекрасными, такими чистыми… – Я покосилась на покрасневшую Катьку. А это ведь только начало, нужно еще продолжать. – Но потом я узнала, что бывает и по-другому. И что в чем-то, оказывается, моя мама была права. Просто все зависит от глубины чувств. И вообще от того, есть ли эти чувства и у обоих ли. Ясно?

– Мам… – Катька умоляюще смотрела на меня. – А об этом обязательно сейчас говорить?

– Увы, Катюня, – развела я руками. – Ну раз уж он сам об этом заговорил, раз без этого не мыслит отношений…

– Нет, мам, смотри, вот он пишет: “…but for talks it’s ok”. Ну то есть для разговоров мой возраст ему подходит…

– Катюнь, а он-то нам точно подходит?

Катька подняла на меня огромные шоколадные глаза.

– Точно, мам, – трагически проговорила она.

– Ну ладно. Давай тогда продолжим про раннее развитие и всякое такое…

Я? Я говорю с Катькой про это? Я судорожно думаю о том, когда можно будет… начинать… Нет, понятно, что не сейчас, но когда?.. Господи, нет! Я не думаю, я просто поймала у себя быстро пролетевшую, совершенно не мою мысль! Я – ничего такого не думала и думать не могла! Я же – энергичная, убежденная противница добрачных отношений даже для вполне взрослых людей! Я же столько об этом говорю, я в это верю – что не нужно, особенно для девочек не нужно, мальчикам-то ладно… Я могу прочитать об этом страстную лекцию или лучше проповедь и убедить сорок человек, скептически настроенных… И я думаю, что делать, если вот так вот все развернется… То есть не думаю, а ловлю пролетевшую в моей голове мысль. Ловлю и удивляюсь – ты кто такая? Ты – не моя мысль, нет… Нет!