Вадим Норд - Вероника желает воскреснуть

– Но почему? – удивилась Вероника. – Возможно, в момент лечения это и оправданно, но потом, когда все будет позади… Мы же взрослые люди! Я еще понимаю, когда у педагогов с девятиклассницами…

– Вы всегда остаетесь моей пациенткой, – возразил Александр. – Вы можете обращаться ко мне за консультациями и приходить на операции, если они вам понадобятся… Но дело не в вас, Вероника, а во мне. У меня есть железное, стальное, основополагающее правило – не иметь никаких отношений с пациентками, кроме деловых. Вы знаете, что делает мужчину мужчиной?

– Ну… – замялась Вероника, – это в общем-то ни для кого не секрет, если вы имеете в виду физиологию.

– Мужчину делает мужчиной способность устанавливать правила и соблюдать их.

– Да, вы правы, – согласилась Алецкая.

– Что же касается табу на отношения врачей с пациентами, то это все неспроста. На эту тему написано много книг, но я изложу самую суть, чтобы вы меня поняли и, если можно, простили… Очень коротко. Врач, любой уважающий себя врач, не должен делить пациентов на плохих и хороших, добрых и злых, любимых и нелюбимых. Подобное деление может стать серьезным препятствием в работе. Даже такое светлое чувство, как любовь, если оно направлено по отношению к кому-то из пациентов, способно принести вред. Стоит только впустить эмоции в сферу отношений с пациентами, как полностью окажешься у них в плену, я имею в виду эмоции. Начнешь, даже сам того не желая, делить пациентов на плохих и хороших, симпатичных и несимпатичных и кончишься как врач. Диплом останется, сертификат останется, а врача не будет…

Несмотря на намерение быть кратким, Александр говорил долго – минут десять, не меньше. Дважды сбивался и уходил в философские дебри, ссылаясь то на Платона, сказавшего, что быть обманываемым самим собою – хуже всего, то на Канта с его категорическим императивом [36]. Вроде как Александру удалось найти правильные слова, потому что Вероника слушала его спокойно. Когда он закончил, просидела молча около минуты, выглядывая за стеклом на улице что-то интересное только ей, а потом подвела итог:

– Жаль. Давайте забудем.

А по глазам ее, даже сквозь очки, было видно, что ей больно.

Наверное, это и есть настоящая любовь, когда больно, подумал Александр, терзаясь от того, что вынужден столь откровенно лгать, и от общей неловкости положения. И Веронику было жаль. Но лучше уж так, лучше подсластить горькую пилюлю, чем сказать правду. Алецкая все-таки пациентка, «не навреди» – главный принцип, который Александр должен соблюдать по отношению к ней.

Выйдя из кафе, они немного погуляли по городу, разговаривая обо всем и ни о чем. Гулять было приятно, потому что у обоих было такое ощущение, будто все неловкое и сковывающее осталось в кафе, где-нибудь под столом. В одном из переулков на асфальте им попалась надпись: «BURATINO MUST DIE» [37], которая почему-то вызвала у обоих бурный смех (ну прямо совсем чуть-чуть не хватало до истерического). Буратино, длинноносый деревянный человечек, и вдруг должен умереть! Это же так смешно.

Немного позже, когда Александр отвезет Веронику домой и поедет по пустынным воскресным московским улицам (эх, каждый день бы так!) к себе, он вспомнит про надпись на асфальте и будет искренне удивляться тому, как сильно она их развеселила. И главное – почему. В конце концов, он придет к выводу, что им с Вероникой после тяжелого разговора был нужен повод для «выправления» настроения, и они его нашли. Алена бы объяснила происходящее с точки зрения психологии, но Алена уже ушла из жизни Александра, так что впредь все объяснения придется находить или придумывать самому.

Под утро снился дурной сон, дурной в полном смысле этого слова. Чем дурной сон отличается от плохого или от кошмара? Плохой сон, при всех своих недостатках, содержит определенное рациональное зерно, то есть какая-то логика в нем имеется. Кошмар пугает, и от этого испуга просыпаешься, то есть кошмар недолог. А дурной сон – это вязкая бессмысленная муть, наполняющая душу тревогой. Непонятной и оттого еще более тревожной.

Во сне Александр покупал мотоцикл. Только подумать – Александр покупал мотоцикл! Александр – и мотоцикл! Где имение и где наводнение? С мотоциклами у Александра с детства были напряженные отношения. С тех самых пор, как его, пятилетнего, едва не задавил кретин, которому вздумалось на полной скорости проехать через двор. Впечатление было столь сильным, что вызвало нечто вроде идиосинкразии к мотоциклам – нелюбовь плюс боязнь плюс стремление держаться подальше. Смешно, конечно, но что поделать – детские комплексы привязчивы и стойки. Возможно, с этим следовало что-то делать, возможно, надо было обратиться к психоаналитику, но идиосинкразия не мешала жить, поэтому на нее можно было не обращать внимания. Александр ездил на машине, а то, что он крайне настороженно относился к встреченным на дороге мотоциклистам, было только на пользу – к мотоциклистам на дороге именно так и стоит относиться, уж очень они шустры. Осторожность никогда не вредит.

Так вот, во сне Александр покупал мотоцикл. Стоял в огромном, забитом мотоциклами ангаре (стеллажи в три этажа и кругом мотоциклы, мотоциклы, мотоциклы…) и пытался узнать у симпатичной грудастой девушки в байкерской косухе (а во что еще одеваться продавцам мотоциклов?), какая из моделей пользуется наибольшим спросом. Логично, в общем-то – если ты сам несведущ в теме, то обратись к помощи коллективного разума, то есть если ничего не понимаешь в мотоциклах, то тупо купи наиболее востребованную модель. По отдельности люди ошибаются часто, а вот коллективный разум редко когда подводит, если он действительно разум, а не стадный инстинкт.

– Нельзя, к сожалению, – трагически взмахивая густыми ресницами, отвечала девушка. – Эти данные есть только в бухгалтерии, и их строго-настрого запрещено разглашать. Уволят сразу же, как узнают. У нас вообще очень строго.

– Жаль, – вздыхал Александр. – Но мне очень-очень нужно…

– Извините – ничем не могу вам помочь.

– Но мне очень-очень нужно… Если можно…

– Нельзя, к сожалению. Эти данные есть только в бухгалтерии, и их строго-настрого запрещено разглашать…

И так без конца. В какой-то момент девушке надоело твердить одно и то же, и в ответ на очередное «мне очень-очень нужно» она строго посоветовала:

– Советую вам сменить психоаналитика. Тот, к которому вы сейчас ходите, вам не поможет.

– Почему? – удивился Александр, забыв о том, что ни к какому психоаналитику он не ходит.

– Потому что у каждого в шкафу свой скелет, но не у каждого в шкафу свой дневник, – туманно ответила девушка и ушла куда-то в глубь ангара.