Дмитрий Новиков - В сетях Твоих

Один мой молодой знакомец, по убеждениям национал-большевик, а в жизни вполне нормальный человек, как-то сказал после очередного совместного интервью:

– Ты не понимаешь, нужно уметь говорить быстро!

– Зачем? – мне действительно показалось это удивительным.

– Это действует возбуждающе на массы! Это – закон пиара!!!

– Слушай, а если хочется говорить правильные вещи. А не только кричать и скандировать.

Он задумался на несколько секунд:

– Нужно уметь быстро говорить правильные вещи.

И все равно это мне кажется не больше чем анекдотом. Действительно, публика – дура и, давясь, глотает с пылу с жару поданное неизвестно что. И кричать, брызгая слюной на окружающих соратников – занятие модное и обворожительное. Кажется иногда, что не осталось внятных, вменяемых людей. Очень мало мудрых стариков, в основном оголтелые и непримиримые ни с чем. Достойных людей среднего возраста – радостная отрыжка сопровождает их повсюду, и не важно – от переизбытка денег ли, славы ли она. Или от неумелого недостатка их же. Умной, внимательной молодежи – она или бестолково пляшет с пузырями на губах под одобрительный прихлоп надзирающих, либо беспредметно тоскует от ничем не обоснованной потерянности. И все это – в Интернете, телевизоре, газетах и прочих массовых органах самовыражения. Бедлам – отчаянно подумается иногда после прочтения очередного бреда.

А потом оглянешься вокруг. И увидишь, что тебя окружают нормальные в основном люди. Они любят детей, работают, что-то строят. Им даже некогда слушать говорливых вождей. Они делают дело. Для них моя повесть.

Несколько лет назад меня неудержимо потянуло на природу. Не так, чтобы бессмысленным наскоком ворваться на какой-нибудь общий пляж, развести костер среди куч чужого мусора, съесть несколько обугленных сосисок неясного генеза, выпить бутылку водки и, поленившись убрать уже свой, родной мусор, вернуться в городскую суету в натужном благорасположении, чувствуя внутри какую-то обидную оскомину. Нет, захотелось своего, чистого, чтобы поменьше людей и побольше воздуха. Тогда я стал искать место, где будет мой дом.

Желание это стало настолько сильным, что перешло в действие. Сначала я решил пойти простым путем. Ведь сколько вокруг чудесных мест, прекрасных, уже кем-то построенных домов, которые то и дело видны жадному взгляду сквозь деревья, а рядом с ними мелькает водная синь. Я стал читать объявления о продажах, стал ездить по окрестностям города. Цель и ее критерии были для меня ясны – нахождение от города не более ста километров, у красивого озера, в крайнем случае – реки, баня должна быть на самом берегу, дом – обязательно в деревне, а не в дачном кооперативе (идеи вопиющего коллективизма давно не греют душу). Еще хотелось бы электричества, дороги до самого места, небольшой цивилизации в виде магазина, с одной стороны, и дикой природы с охотой, рыбалкой, собирательством грибов, ягод и прочих корений – с другой. Требования казались выполнимыми, а услужливое воображение рисовало тихий вечер после бани и купания, проводимый за столом со щами или ухой, томленными в русской печи, и графинчиками с домашними разноцветными настойками, заботливо изготовленными на основе целебных трав и прочих плодов.

Картина эта настолько манила меня, что не было предела энергии, с которой я принялся искать. Сотни объявлений, десятки поездок, полтора года поисков и размышлений убедили в одном: наготово найти то, о чем так сильно мечтает душа, не удастся. Дома были или старые, или дорогие; или далеко от водоема, или близко к болоту; или без бани, или с многочисленными соседями. Несколько раз я пытался впасть в отчаянье. Тогда перед глазами снова всплывала та славная картина, которая могла венчать обилие трудов.

– Строй-ка ты сам, – внезапно посоветовал мне отец, исподволь наблюдавший всю тщету моих усилий. – Строй, не бойся, поможем. Тогда я стал искать землю. Это тоже оказалось непросто, но гораздо легче детского желания получить весь магазин игрушек сразу. Всего через три месяца я заехал в старую карельскую деревню в километрах от города приличных, но гораздо меньше ста. Заехал по наводке соседей по подъезду, имевших там дачу и обладающих ценными сведениями о продаже дома с участком невдалеке. Места эти они расписывали с плохо скрываемым восхищением, чему подтверждением были десятки ведер клюквы, которые они продавали в городе каждую осень, в подспорье своей пенсионной жизни.

– Пятнадцать минут идем от дома и собираем, и собираем. И не выбрать ее всю, – клюква в ведре соседки была хороша – виноград, а не клюква.

Деревня, вся раскинувшаяся вдоль берега длинного красивого озера, мне понравилась. А дом нет. Деревня вся утопала в ярких красках рано наступившей осени. Старый покосившийся карельский дом был огромен, ветх и годился только на снос. Сносить ничего не хотелось. Рядом с берегом в лодках, а то и прямо на мостках сидели рыбаки с удочками, это вдохновляло. Дом не вдохновлял. Опечаленный, я пошел по главной и единственной улице деревни. Было видно, где в старых домах доживают местные старики, а где построились уже люди из города, кто-то пришлый, кто-то вернувшийся в родные места. Старинные серые дома были жалкими и какими-то необихоженными. Покосившиеся заборы, редкие и заросшие грядки, унылые окошки. Дома новые или обновленные прямо искрились яркими стенами и крышами из ранее неведомых материалов, веселились выкошенными лужайками, стоящими на них шезлонгами и качелями, вкусно пахли шашлычным дымком. Всего домов было штук двадцать. Венчал все огромный, ярко-сиреневый домина. Был он не слишком изящный, но мощный, крепкий, кряжистый. Вокруг него на поляне стояла сельхозтехника – пара тракторов, косилка, картофелекопалка. Забора не было. У крыльца лаял большой пес.

Посмотрев на все это и очередной раз тяжело вздохнув, я направился к машине. Вокруг, на картофельных полях, копошились местные жители, перекапывая землю перед зимой. Воздух пах вкусно и пряно, точно молоко пасшихся невдалеке коров. Некоторые из них зашли в воду по вымя и купали в озере свои мягко тлеющие на осеннем солнце набухшие розовые соски.

Навстречу мне по дороге ехал трактор. Я решил остановить его и попытать счастья еще раз. На мой призывный жест из кабины высунулся чумазый коренастый мужичок. Круглое лицо, на котором светилась хитрая, все побеждающая улыбка, выражало самую главную карельскую мысль: «Не, не обманешь. Сами хороши!»