Марина Ахмедова - Крокодил

– А я из-за мелочей вообще не расстраиваюсь, – сказала Светка, начав листать журнал.

– Зато влюбчивая, наверное? – хихикнула Дарья, которая, кажется, тоже изучила обложку.

– Да так… – пожала плечами Светка. – Один раз только в Олега была влюблена.

– Ты его до сих пор любишь? – спросила Дарья, шевеля под одеялом ногами и устраивая живот поудобнее. Она смотрела на Светку сочными карими глазами, как будто Светка была свежим журналом, еще не только не открытым, но и запаянным в тонкую пленку.

– Нет… – нехотя сказала Светка. – Вообще не знаю, любила ли я его на самом деле. Мне кажется, что любовь – это вообще что-то такое, что ты чувствуешь… что жить не можешь без человека. Потом проходит. Значит, это не любовь была… А что, разве можно так – сначала любить, потом разлюбить? Значит, не любовь была.

– А что? – спросила Дарья.

– Ну просто не получилось, – ответила Светка, и Дарья плотоядно посмотрела на ее живот.

– А ребенок-то его? – спросила она.

– Ага… – отозвалась Светка.

– Значит, ты его до сих пор любишь, – непререкаемо сказала Дарья, и глаза ее заблестели.

– Как бы не так, – отозвалась Светка.

– Если ты про него до сих пор говоришь, значит, любишь, – уверенно сказала Дарья и сделала выжидательное лицо, какое бывает у детей – когда камень в пруд уже брошен, но вода кругами еще не пошла.

– Нет, – сказала Светка.

– Любишь, – сказала Дарья. – Если ты о нем сказала, значит, любишь. Значит, не отпустило. Вы с ним развелись.

– Да, развелись, – сказала Светка.

– Он тебя бросил?

– Нет, я его.

Дарья приподнялась на кровати.

– Да ладно, – протянула она. – А че так?

– А он меня по лицу стукнул, – сказала Светка. – И слишком много всего было сказано. Оскорбления моей матери, сестры, меня.

– А он потом прощения не попросил?

– Попросил. Говорил, давай, начнем все с чистого листа… Нет. Уходя, уходи.

– Это – такая… – Дарья закатила глаза, трогала розовыми пальцами живот и искала подходящее слово, – такая категоричность, – сказала она. – Как ты одна ребенка будешь растить? – она покачала головой, и в такт качнулась ее белая грудь, и качнулся круглый живот, похожий на густую каплю, которая перетекала в стороны вслед за движениями своей хозяйки и сосредотачивалась внизу, словно желая прорвать мягкую кожу и повидлом плюхнуться на пол. Чтобы Дарья могла наклониться над ней, найти своими бусиничными глазами в ней семя – маленькое, коричневое, как у яблока – и посадить его в землю, и поливать, и ждать, когда и чем прорастет.

Светка не сводила тяжелых глаз с ее живота, как будто ждала чего-то. Беременная инстинктивно прикрыла его обеими белыми руками, на которых под костяшками пальцев сидели белые красивые ямочки.

– Потому что я себя люблю, – повысила голос Светка, – и не могу допустить, чтоб меня так били по самолюбию.

Дарья выпростала ногу из-под одеяла, опустила стопу на пол. Сквозь ее молочно-белую кожу просвечивали голубые венки, коренящиеся в ступне и ветвящиеся по ноге вверх. Светка оторвалась от журнала и следила за ногой Дарьи.

Встав с кровати, Дарья присела возле тумбочки, открыла дверцу и вытащила белый пластмассовый аппарат с ручкой. Она вернулась на кровать, воткнула наушники, отходящие от аппарата, в уши, раздвинула халат и приложила ручку к животу. Она спускала ее вниз, двигала вбок, надавливая, и живот то углублялся и западал, то бугрился. Светка смотрела на него, отвесив нижнюю губу, словно в этих движениях ожившего живота силилась прочесть какое-то послание. Наконец, ручка замерла под пупком, Дарья заулыбалась. Казалось, она даже перестала дышать, и кислород в ее организм поступает через пупок, который, сокращаясь, хватает из палаты воздух.

– Хочешь лялечку свою послушать? – сладко спросила Дарья, вынимая наушники из ушей.

– Че? – спросила Светка.

– Ты, может, не знаешь, что это такое, – сказала Дарья. – Это фетальный допплер. Девочки на форуме обсуждали, что есть такое и можно своего ребеночка слушать каждый день. Я у мужа попросила, он мне купил. Хочешь послушать сначала моего? – она протянула Светке наушники. – Я уже нащупала его сердечко.

Светка встала с кровати и пошла к Дарье. Двигалась она медленно, словно продираясь коленками сквозь что-то невидимое. Светка откинула голову назад, затвердела вся, словно в ходьбе превращалась в соляной столб и это ее последние движения.

Она взяла из рук Дарьи наушники, пригнула коленки, как это часто делала ее сестра, и тоже замерла. В ушах раздались чавкающие звуки, протяжные и резко обрывающиеся. Звуки сильные настолько, что можно было представлять – кто-то большой с той стороны, большой до такой степени, что в Дарьином животе поместилась бы только его голова, прижался слипшимися губами к пупку и чмокает, втягивая через него воздух.

– На сигналы каких-то инопланетян из космоса похоже, – пробубнила Светка.

– Теперь своего послушай, – Дарья протянула ей ручку.

Светка, не расстегивая и не раздвигая байкового халата, приложила ручку поверху. Сделала тупое лицо. Моргнула.

– Подвигай, – Дарья направила ее руку.

Дверь в палату открылась. Вошла медсестра. Белый халат расходился на ее животе, образуя петли между пуговицами, хотя беременной она не была.

– А ты что там слушаешь? – обратилась она к Светке, гаркая. – Как он у тебя там солью обрыгивается?

– Тебе же солевой аминоцентез провели? Ну, – медсестра развела руками, и петли между пуговиц расширились. – Завтра родишь леденец. Слушает она, – продолжила медсестра и засмеялась.

– Я не знаю, – сказала Светка.

– Не знает она, – почти передразнила Светку медсестра. – Всё они знают. Всё, – она вышла, прикрыв дверь, но из коридора еще приходило ее раскатистое гарканье: – А потом они не знают… всё они знают…

Светка медленно встала и пошла к своей кровати. Дарья сидела как будто в оцепенении.

– А что такое солевой аминоцентез? – спросила она.

– Не знаю, – буркнула Светка.

За окном темнела тишина. Слышно было дыхание Дарьи. Светка проснулась. Из щели между дверью и полом шел тонкий свет. Светка лежала на спине. Она пощупала низ живота. Повернулась на бок. Поджала под себя одну ногу и закряхтела. Сначала тихо, выталкивая комки воздуха через нос. Постепенно звуки росли. Дарья не просыпалась. Ничего не менялось ни за дверью, ни за окном. Никто в коридоре не ходил, не перерезал шагами полоску света, ползущего из-под двери. Светка щупала живот, выгибала спину, запрокидывала голову. Вдохи ее крепчали, а комки, вытолкнутые через нос, живели и тяжелели. Они летели к кровати Дарьи, падали рядом с ее головой на подушку, и наконец, дернув головой, та тоже проснулась.