Елена Чижова - Планета грибов

Теперь, словно включили громкую связь, их голоса стали слышны. Члены команды обсуждали находку: остов птичьего крыла. Судя по их реакции, находка выглядела странно: по одним признакам – крыло; по другим – плавник. Похоже, речь шла о переходной форме, которая под влиянием каких-то чрезвычайных обстоятельств выползла на берег, но так и не сумела расправить зачатки крыльев, сформировавшиеся каких-нибудь пару миллионов лет назад…

Он слышит шум машины. Всё ближе и ближе… Чьи-то голоса. Приехали? Кто? Или почудилось? Отложив книгу, он идет. Торопливо, почти бежит. Перед соседским забором – «рафик» или микроавтобус, черт знает как это называется… Какие-то парни – стоят, разговаривают… Среди них – она: женщина, с которой он… —

Парня она узнала сразу: тот самый, которого послала подальше. Поверх футболки накинул кургузую курточку. Крайние буквы закрыты:

ОСИ И ЗАБИВА

Полы курточки – шоры, сужающие поля зрения.

– Здра-аствуйте, хозяйка, – ее недавний знакомец улыбается. – Вот, ездим, осматриваем. Как говорится, спешим на помощь людям. Я гляжу, – он показывает пальцем на бывшую тропинку, заваленную ветками, – у вас тут – ваще… Фронт, как говорится, работ.

– Не у меня. В лесу. А еще вон там – у соседа.

Она думает: чего я лезу? Пусть сам разбирается.

– У этого, что ли? Так я у него был, позавчера, – он оглядывается на парней, которые успели вылезти из «рафика». Стоят в сторонке. – А сам-то он где, дома?

– Не знаю. Сходите.

– Да мы-то схо-одим, – парень выпячивает подбородок, чешет, будто сомневается. – Сходить, как говорится, недолго. Только подумать надо, – возвращается к «рафику». Что-то говорит своим – вполголоса, слов не слышно.

Она не вслушивается. «“Рафик” проехал, значит, дорога чистая…»

– Стойте, я сейчас, – уходит в дом, возвращается. – Ну вот, теперь пошли.

Идет, прижимая к груди папку с документами. Парни – следом. «Все лучше, чем одна… При них в любом случае…» Она уверена, он подпишет и так, но в их присутствии проще.

– Ух ты! – парень в красной футболке смотрит ошарашенно. – Это ж ни хрена себе… Сколько тут!.. – вертит головой. Шевелит губами. – Раз, два, три… – сквозь месиво веток проглядывают темные стволы. – Гляди, гляди, а там-то, вон, еще и на крыше.

Она говорит:

– Мне глядеть нечего. Это ты гляди. Упустишь оптового клиента. Чего застыл, давай, заходи.

Она пропускает их вперед.

– Ну и где?.. – ее знакомец озирается. – Хозяин!

– Я здесь, – он стоит у калитки, за кустом сирени. Сирень давно отцвела.

Парень в футболке приосанивается:

– Ну чё, договариваться будем? Если с вывозом, каждый ствол – пятнадцать, ну, ветки – тоже, сжечь или отволочь в лес. И учтите, другие запросят больше, хорошо если двадцать, а то и двадцать пять. Те еще рвачи, особенно черные. Сами видите, работа ювелирная, ну, это, снять, которые на крыше, – тут одни влезли, отпилили, а дерево – ух! Крыша – в хлам, и шифер, и стропила. А у нас все с собой – и лестница, и веревки. Ну чё, считать?..

– Я… Не знаю, – он смотрит на нее, будто ждет совета. Так и не дождавшись, кивает. – Да.

– Короче, считаю, – парень ныряет под ветки, скрывается в густой хвое. – Раз, два, три… ага, вон еще, и эта, шесть, семь, восемь, вроде все… А там, дальше, тоже считать? – из-под веток выныривает голова. – Ну там-то, за домом, у вас ваще… Штук восемь, это уж к бабке не ходи, а остальное – когда разгребем, как говорится, по факту… – раздвигая ветки, плывет обратно.

Она уже сосчитала: 120 тысяч – без тех, что за домом.

– Эй, друг ситный, – она останавливает парня. – Совесть-то где? Ты чего думаешь, все идиоты? Сам говорил: покраска дома – полтинник. В два слоя. Старую краску счистить, пройтись харчоткой. Неделя как минимум. А тут?

– Так это – когда?.. Вчера. Нынче – другая петрушка. Форс-мажорные обстоятельства, – произносит важно.

Она усмехается: не на ту нарвался. Ишь ты, сосновский самородок. Ничего, видали и покруче.

– Ну, молодец. Слова выучил. А теперь давай по-человечески: семь, максимум семь с полтиной. 110 тысяч за пару дней – неплохо, а? Вот и я говорю: такой зарплате и президент с премьером позавидуют.

Парень поднимает глаза.

– Дак чё? И пусть завидуют. У них там нефть, а у нас, – он щерится, открывая мелкие мышиные зубки, – лес. Ты, тетенька, тоже, небось, не бедствуешь. Машинка-то – а? – не жигуле-ек. А нам, – он оборачивается к остальным, – типа выкуси? Раньше надо было – по-человечески. А теперь-то не-ет… Короче. Или по-нашему, или – вон вас таких, до Васкелова, только успевай поворачиваться.

Она снова усмехается, на этот раз плохой усмешкой:

– Ты, птица моя, когда с дерева слез? Думаешь: раз! – и всё на тарелочке – на гоп-стоп, голыми ручонками? А я бы на твоем месте ох как призадумалась. Тетенька, говоришь? Так вот, племянничек: я телефон-то возьму, звоночек сделаю – один, но правильный. Будет тебе и машина, и лестница с веревочкой.

– Дак давай, – он передергивает суставами. – Звони. Как приедут, так и отъедут. А дачки ваши останутся: сухие, деревянные… Поехали, ребята. Тут хозяева строгие, несговорчивые… Счастливо оставаться. Простите, коль что не так, – кланяется дурашливо, смотрит на небо. – Ух ты! Никак снова собирается? Ничего, до вечера долго, поработаем…

Она смотрит, как они идут к «рафику».

«Ну да. Это вам не генетика – 1700 спермин. Забирай выше, – она оглядывает стволы, стоящие на краю леса, – косо срезанные, похожие на колья. – По Сеньке и шапка, по создателю – и души…»

Они идут медленно, ждут, когда их окликнут.

Она оборачивается, ловит отчаянный взгляд. В его глазах – страх.

«Страх – пытка. Хватит. Я не позволю…»

– Послушайте! Но так же тоже нельзя. Обдерут как липку. Раз уж я… Сейчас я уеду. В Репино. Там у меня бригада. Договорюсь… Сейчас сколько? Часам к пяти успеют – во всяком случае, очистят крышу. Переночуют, а завтра остальное.

– А они, ваши, за сколько? Потом-то я, конечно, но тут у меня… Тысяч пятьдесят – да, но ведь те, ваши, тоже…

Она прикидывает: даже если по шесть, а меньше не получится, все равно выходит под сотню. Надо сказать: потом подъедете, отдадите. Но она говорит:

– Пятьдесят?.. Это что – все ваши деньги?

Он кивает, смутно припоминая какой-то недавний разговор… Вот только с кем? Не успел вспомнить. Она говорит:

– Полтинник я пришлю. С бригадиром. Потом отдадите, когда сможете.

Он смотрит молча.

Она тоже молчит, не понимая, зачем? Может так случиться, что он – отец ее будущего сына. Наверняка не отдаст. «Тоже мне, благотворительница…» Мотнула головой: нет. Благотворительность ни при чем. Какая разница, кому платить – ему или там, в Соснове. Уж там-то полный бардак. Контора наверняка закрыта. Ублюдок советской инженерии прав: форс-мажор. Местные деятели не растеряются, выкатят по полной…