Елена Чижова - Планета грибов

– Говоришь, вмиг полегчает? – она улыбается с нежностью. Странное чувство.

«Почему – странное? Когда женщина ждет ребенка…»

– Чай-то! – девочка тоже улыбается. – Забыла – из головы вон.

– Не надо. Посижу и поеду. Мне уже лучше. Твои таблетки действуют.

– Вот видите, я же говорила! Хорошие. Анальгин хуже.

Она думает: «Надо что-то… – тянется к сумке: кошелек… – Нет, деньги – неловко. – Ключи, документы. Телефон?.. Телефон – хороший подарок. – Ах, да, – вспомнила. – В машине, на зарядке…»

Девочка стоит, сжимая в руке сумочку, китайскую, из кожзама.

В юности у нее была похожая, только еще хуже.

– У тебя красивая сумочка.

– Красивая?! Ой, ну что вы… Вам правда нравится? Это у нас, в Токсове. Перед вокзалом ларьки.

– Ты живешь в Токсове? – она смотрит на свою сумку, последнюю, купленную к Новому году: ее собственный календарь – ориентир во времени. У женщины, которая ждет ребенка, другие ориентиры.

– Да. А вы – в Петербурге?

Она улыбается:

– В Репине. На Финском заливе. Бывала когда-нибудь?

– Нет, – девочка качает головой. – Я только в городе бывала. Больше нигде. А там у вас что, – кивает в сторону Соснова, – дача?

– Там? – она смотрит на свою сумку, но теперь уже уверенно. – Знаешь, что я придумала? Давай поменяемся.

– Чем? – девочка смотрит недоуменно.

– Сумками. Мне твою, а тебе мою.

– Но у вас… Что вы! – щеки заливаются нежной краской. – Это же «ГУЧЧИ»! Я видела, в одном журнале…

– Послушай, – она останавливает. – Я уезжаю, далеко. Понимаешь?

– Да, – девочка поднимает руку, отводит челку. – Далеко, значит – навсегда? – Смотрит испуганно, будто сказала лишнее.

– Вот видишь, какая ты умная. И добрая. Но главное – умная, – она улыбается через силу. – Буду смотреть и думать: как там Настя?

Она вынимает, выкладывает на стол: кошелек, ключи, папку с документами, какие-то бумажки, мятые салфетки. «Ничего, это все пройдет. Не вмиг, но не может же вечно. Главное – вырвалась».

Девочка смотрит завороженно, тянется к своей сумке. Переворачивает, вытряхивает на стол:

– Ой, извините, я сейчас… А она правда настоящая?

– Правда, – она берет пустую сумку, складывает вещи. Вынимает три сотенные бумажки. – Вторая колонка. Десять литров.

Идет к двери. Прежде чем выйти на улицу, прислушивается к себе. Действительно помогло. Голова как новенькая.

Оборачивается:

– До свидания… – Ей хочется сказать: доченька . В мире, в котором все изменилось, она – мать.

Девочка ее не слышит. Смотрит на сумку, будто не верит своим глазам… —

Он боялся, что провозится до обеда, но этот этап сизифова труда занял сорок минут. Главная препона – крыльцо. Когда руки держат таз, нечем отодвигать ветки. Хорошо хоть куртка с длинными рукавами.

Сквозь стекла веранды виден голый камень.

«А если не приедут?..» Одергивает себя: нельзя думать о плохом. Пошарив в кармане куртки, достает телефон: в левом верхнем углу – голый стволик антенны, с которого срезали ветки.

Подойдя к люку, задирает голову. Пока не приехали, можно поработать. Мысль о работе кажется странной, будто пришла из другой жизни. Через силу, ноги совсем ослабли, взбирается по лестнице. Дверь в кабинет закрыта. Зато распахнута другая, та, за которой собственно чердак, набитый рухлядью. Он заглядывает: драповые пальто, спинки кроватей, колченогие стулья…

Стоит на пороге – опешив, не веря своим глазам: из потолка торчит здоровенный сук. Еловая ветка пропорола шифер. В гипсокартоне зияет рваная дыра. Он подходит на цыпочках, заглядывает в прореху, пытаясь разглядеть стропила. Ничего не видно. На полу лужица, присыпанная хвоей.

«Приедут – починят. Я не строитель. Я…»

Спускается по лестнице. Раздвигая проклятые ветки, сходит с крыльца.

Под холодильником тоже лужа. Открыв дверцу, вынимает пакет, нюхает. Молоко успело скиснуть. Морщась, ставит на место. Неприятно сосет под ложечкой. Яйца. Сырые есть опасно. Макароны – и те не сваришь. Можно сходить на горку, купить каких-нибудь консервов. Раньше, по привычке, всегда держал про запас. «Уйдешь, а они приедут. Хлеб, огурцы, помидоры. Ничего, – подбадривает себя. – До утра продержусь».

На скамейке осталась книга. Чтение всегда отвлекает.

«Что там у нас? Ага…»

Командир корабля оглянулся и, сдвинув вверх лючок гермошлема, вдохнул уже тихий, уже мирный воздух. В горловой трубке неприятно запершило: сказывалась жирная азотная струя. Азот – вещество, способствующее росту и развитию растений.

«Дело не в упавших стволах. Время от времени случаются и не такие эксцессы…» Окончательные выводы сделают ученые, но даже его опыта достаточно, чтобы понять: плавники, так и не ставшие крыльями, свидетельствуют о том, что подлинная катастрофа произошла давно. Эволюция, на которую ученые традиционно возлагают надежды, в данном случае зашла в тупик. Точнее, не сумела из него выбраться.

Жалости в нем нет: это – чужая планета, от которой их отделяют месяцы – если не годы – пути. Не жалость – капитан прислушался к себе, – скорее, разочарование. Мимолетное чувство. Пройдет. Теперь, когда пробы взяты, он должен принять решение: ограничиться ли этим районом или взлететь и приземлиться где-нибудь в другом месте? Проблема в том, что они израсходовали слишком много топлива – может не хватить на обратный путь.

Он смотрит в небо, будто надеясь проникнуть взглядом за толстый слой атмосферы – туда, где господствует кромешный мрак. Включает общую связь, понимая: решение принято. Зеленоватые фигуры направляются к кораблю.

«Эту планету ожидает вырождение. После катастроф такого масштаба жизнь не восстанавливается. Во всяком случае, в полной мере», – дожидаясь, пока члены команды поднимутся на борт, капитан подбирает слова, с которых начнет свое выступление на летучке. Потом, после ужина, когда разговор плавно перейдет в неформальную фазу, он – с известной долей иронии – посетует, что на планете, которую они только что покинули, замысел бога не исполнился в полной мере: замер на той точке, где еще нет ни птиц, ни животных. Не говоря уж о разумных существах…

Слова бежали, как полая вода. Послюнив палец, он перевернул залипшую страницу. Нет, чтение не спасает. Ему не отвлечься от тягостных мыслей. Еще вчера сходил бы к ручью. Он встает, выходит за калитку. Дорога к ручью завалена еловыми ветками. «Ну что ж… Значит, в лес».

Поперек тропинки лежит огромный ствол. «Ну и как мне теперь?.. – Острые обломки топорщатся. Он поддергивает брючину, заносит ногу. Обломок ветки вцепляется в штаны.

– Вперед или назад?.. – Ноги растопырены. В таком положении долго не продержишься. Сделав над собой усилие, неловко переваливается на ту сторону. Выбравшись на пустое место, ощупывает брючину. Все-таки вырвало клок. «Ладно, все равно старые».