Галина Артемьева - Несчастливой любви не бывает (сборник)

Именно тетя Марина заметила пожелтевшие разводы синяков на Мышиных тощих руках, когда та, по неосторожности, прибежала к ней в легкой безрукавочке.

– Отец? – только и спросила чужая мама. Девочка молча кивнула, опустив голову.

– И вы терпите?

А как же иначе? Другое им и в голову не приходило. Они даже постепенно, с помощью Гуськиной психологической книги, научились довольно спокойно переносить побои. Главное – укрыть голову и повторять про себя: «Я в полной безопасности. Я открыта радостям жизни. Чувство боли полностью отсутствует». В общем, терпимо, только вот следы оставались.

– Я сама через это в детстве прошла. Как отец напьется, лезет к нам с мамой. Так – хороший, добрый, а выпьет – другой человек, зверь настоящий. Мне маму было больше себя жалко. В итоге стала ходить на карате. Занималась как фанатичка. Все хотелось скорее, скорее стать сильной. И сама не заметила, как страх перед отцом испарился. Это оказалось самое главное. Пьяницы – они же трусы, они нутром чуют, кто их сильнее, и к такому никогда не полезут, им дай над слабым поглумиться. И мне даже свое каратистское искусство применять не пришлось, к счастью. Просто встала между ним и мамой в очередной раз, руку его отвела, говорю: «Всё!» И он чудненько меня понял. И запомнил. Больше никогда не лез. Никогда. И мама, между прочим, как проснулась: «А чего ради я все это терплю?» Развелась с ним в итоге, веселая стала, помолодела. И вы ему не спускайте, защищайте маму, вас же двое, смотрите, какие большие. В пятнадцать лет побои терпеть нельзя, не унижайте себя так, распрямитесь.

Все правильно! Хватит притворяться безмятежно спящими под слепящим светом лампы, хватит сжиматься в комочек под его ударами, пряча лицо, чтобы на нем не оставалось кровоподтеков. Хватит. Хватит.

– Уснули, суки?! Отец… – и осекся.

Девочки стояли перед ним одетые. В школу, что ли, собрались? Который час, вообще-то? Может, утро уже?

– Вон из нашей комнаты! – приказала одна, непонятно которая, он так и не научился их различать.

– Да ты как с отцом… – начал он неуверенно.

– Один наш крик, вникни, ты не такой уж пьяный, один только наш крик о помощи – и соседи вызывают милицию. Мы их попросили. И мы покажем все наши синяки и шрамы, нам стесняться нечего. Ну?!

И ведь отступил! Убрался! Даже жрать не пошел, как обычно. Улегся там, у себя, и затих.

Они даже не сразу осознали, какая победа одержана. И как легко она далась! Как все оказалось просто!

Но зачем-то были нужны предыдущие годы страданий? Был в них какой-то смысл?

Только сейчас не время было в этом разбираться. Этот, как и предсказывала тетя Марина, притих, они погрузились в свои дела, которые тяжким бременем лежали на их худеньких плечиках.

Приближалось уже желанное шестнадцатилетие. Так долго ждали его, а радости не было. И через класс перескочили, как задумали, и даже денег удалось скопить на будущую свободную жизнь, только сил почти не осталось. Устали. Отойти бы немножко от ежедневных своих трудов и тревог. Наесться фруктов. Полежать на солнышке. Не спешить никуда, позволить себе лениться. Возможно ли такое счастье? Наверное, не для них.

Оказалось, что уныние приходит вслед за нездоровьем. Или наоборот?

На школьной диспансеризации у девчонок обнаружился такой низкий гемоглобин, что докторша, увидев результаты анализов, ахнула.

– Что же вы так, мои красавицы? Месячные болезненные? Обильные?

А у них и не было еще никаких месячных, слава богу. Денег на эти прокладки не напасешься. Хотя, конечно, хотелось стать по-настоящему взрослыми.

– У близнецов позже начинается, бывает такое, – подсказала фельдшерица.

– Да эти, смотри, высокие какие! А тощие – батюшки мои! Вы что же – святым духом питаетесь? Фотомоделями хотите стать?

– Едим, что есть, – обиделась Гуся.

– Хорошо едим, – поддержала Мыша.

– Вам надо есть печенку, мясо, фрукты, – настаивала врач.

– Мы едим, – врали, чтобы отвязались от них, сестры.

– Да уж вижу, вижу, как вы едите…

На следующий день пришла к ним в школу, вызвала прямо во время урока:

– Вот вам гуманитарная помощь: в этой банке – мультивитамины, а здесь – препарат железа, гемоглобин поднять, сразу взбодритесь. И смотрите, пить по-честному, как тут написано. Иначе в больницу положу, до выпускных экзаменов не дотянете.

Конечно, они принимали все, как им было велено. Через неделю усталость стала таять, отступать. Теперь они и по лестнице на свой третий этаж могли взбегать, как когда-то прежде, не задыхаясь.

Справились и с этим. Повеселели.

Дело было за малым – паспорта.

В их новом классе уже у всех были эти красненькие книжечки, символизирующие взрослость и возможность распоряжаться своей судьбой самостоятельно.

Наконец классная, которой надо было записать паспортные данные для аттестатов, посоветовала:

– Идите, оформляйте уже, сейчас даже раньше можно, а вам до шестнадцати – неделя.

Сфотографировались. Пришли в паспортный стол.

Паспортистка порылась в ящике, похожем на библиотечный каталог.

– Та-а-ак, дом 27, квартира 11. Дубинин Игорь Платоныч? Это кто вам будет? Отец? А чё ж он вас-то к себе не прописал? Вы небось у матери прописаны?

Девчонки ошарашенно молчали.

– Так что вот: паспорт получают по месту прописки. Или пусть он вас у себя быстренько пропишет – отцу без проблем, или уж езжайте, где прописаны, ясно? И одних фотографий мало. Надо еще свидетельства о рождении принести и такие вон квиточки оплатить в сберкассе.

– А свидетельства о рождении где брать? – взяв себя в руки, невозмутимо поинтересовалась Гуся.

– Вот артистки! С луны, что ли, свалились? – развеселилась чиновница. – Да дома брать. У родителей. Где все их документы лежат, там и ваши должны быть.

Сестры были сражены наповал. К такому поражению они не были готовы. Как это – он их не прописал? Где эти их свидетельства? Просить у него было выше их сил: кто его знает, какая вонь поднимется. Достаточно скандалов и пьяных воплей. Хотелось по-тихому исчезнуть из его дома, где даже несчастная бездомная кошка, пригретая ими, не смогла быть счастливой – сбежала после очередного побоища. Да, кошкам легко – ушла себе без документов, живет, как может, свобода. А им надо думать, думать. Странно, что они, каждый день наводящие порядок в их маленькой квартирке, ни разу не видели документов о собственном рождении.

Книжка на квартплату – в кухонном шкафчике, диплом и всякие удостоверения этого – в верхнем ящике письменного стола, в картонной папке. Больше ничего похожего на документы нет.

Еще раз посмотрели в ящиках, на всех полках, в старом его портфеле – напрасно. Да и противно было лезть в чужие вещи. Слишком хорошо помнился давний печальный жизненный урок, когда они, одни дома, играя в красавиц, разбили флакончик с мамиными любимыми духами. До чего же было стыдно и муторно видеть, как расстроилась мама, вернувшись, ужасно было слушать, когда она вроде как про себя повторяла: «Первые и последние в моей жизни французские духи».