Ольга Новикова - Христос был женщиной (сборник)

Отнюдь…

Включился в поиски, несколько версий проверил по своим каналам, в Москву зачастил.

Мой любимый, мой князь, мой жених…

Сердце романтической девушки примиряется с невозможностью выйти замуж за возлюбленного, если у того, например, больная жена на руках. А у Князя были взрослая дочь-даун и нянчившая ее жена. Так что его семья для Кристы обитала в другом измерении. Она их обеих жалела.

А сама? С нее довольно было нового чувства неодиночества… Сунешь руку-ледышку в большую теплую ладонь Князя и скрипишь по московскому морозцу… Выговариваешь все, что пришло на ум, – Князь незло укажет дурочке на ее ошибки и пожалеет, если ей больно от чьей-то грубости, зависти. Сердечная непредвзятость расширяла взгляд на мир, не раня.

Обычно люди способны играть только одну роль. Особенно влюбленные. На пике чувств человек становится беспринципным адвокатом: оправдывает все что угодно в партнере. А при расставании – если тебя бросили или даже ты сам вероломно смылся – превращаешься в ярого, бескомпромиссного прокурора.

Уже потом, когда Князя не стало, Криста поняла и приняла его совет: мудрее и честнее быть одновременно и обвинителем, и защитником. Хотя бы стараться. И именно одновременно. Каждую минуту сохранять объективность. В этом – гармония, заложенная в ядро каждой человеческой личности. Всякий раз, достигнув искомого лада хотя бы на мгновение, Криста почти физически ощущала, что Князь где-то рядом, живой. Как будто он ее погладил, привет передал…

Он же опроверг и житейскую премудрость: советчик – не ответчик. Не сетовал, не поругивал, как мама, за то, что у Кристы нет своего угла, а убедил занять у него денег на покупку московской квартиры. В последний момент, когда цены еще не стали заоблачными, отыскал приемлемую – эту самую, в Крылатском…

И через полтора года, когда у него обнаружили неоперабельный рак простаты, помог Кристе найти заработок и отдать долг: понимал, что иначе сердобольная девица продаст квартиру и вернет деньги – осиротевшим жене и дочке они нужнее.

В последнюю встречу – перед заточением в больницу, а потом и в вечность – Князь попросил Кристу не приезжать. Даже нечаянно не попасться на глаза жене, чтобы ту не съедала еще и ревность.

Через месяц с незнакомого номера пришла эсэмэска. Чернота залила тлевшую обиду. Известили вечером того дня, когда Криста сдавала последний кандидатский экзамен.

Она с утра знала, она чувствовала…

Проплакала всю ночь. Забывалась на минуты… Очнется – и снова слезы. Смыло весь ментальный мусор.

Из-за того, что она не видела Князя угасающим, не была на похоронах, он ушел, но не исчез. Воскресал при каждом о нем воспоминании.

Так что из ресторана домой Криста возвращается совсем не взбудораженная. Забирается в кровать, включает телик без звука и звонит маме. Справиться, как там она.

Как? «Все хорошо, доченька, только ноги болят, тяжело каждый день ходить в поликлинику на уколы». Придется завтра съездить к ней. Туда и сразу обратно, без ночевки. Нужно нанять медсестру и заплатить ей вперед – маме давать деньги бесполезно: не будет она их тратить, тем более на себя.

Но окончательно Морфея прогоняет поздний звонок нетрезвой замзавши:

– Завтра! Игумновская акция в Царицыне! Поедешь!

Приказала и отключилась. Может, не только от Кристы, но и из жизни выпала на время – степень опьянения по телефону не проинтуичишь. Да она и трезвая ведет себя по-казарменному. Крепкие словечки Криста пропускает мимо ушей, но грубость, отрывистые фельдфебельские приказы, как радиация, проникают внутрь, накапливаются и отравляют. Самоуважение теряешь…

Хеппенинг в царицынском новоделе – событие явно не масштабное, не для их газеты. Кто-то ее попросил? Вряд ли… Но как проверить?

Шеф отдела воспользовался праздником, чтобы побыть с детьми на только что купленной даче в Черногории, а его заместительница, вероятно, всего лишь подстраховывается: вдруг не хватит материала на понедельничный номер.

Еще и даром смотаешься…

Не пойду!

Мама, работа…

Слеза скатывается в ложбинку у носа, Криста смахивает ее пальцем, но из глаз уже – поток. Язык пытается направить его в рот – не получается. Соленый ручеек, стекая по подбородку, жжет обветренную кожу.

Криста подтягивает подушку к спинке кровати, садится и, запустив обе пятерни в волосы, сжимает голову. Не помогает. Дрожь не унять. Тогда босиком в ванную. Громко сморкается, смывает с лица слезную соль и, промокнув капли мягким полотенцем, – на кухню. Наливает в чашку холодной воды и залпом пьет, надеясь залить разгорающийся внутри пожар.

Я ведь могла и в отъезде быть – законный выходной день…

Хм…

Криста усмехается.

Вроде радуги после дождя.

Над собой смеется. Пора бы привыкнуть, что дернуть могут в любой час суток все двенадцать месяцев в году. Отпуск дают по кусочкам, и то: «Будь на связи!» Всего трижды за пять лет Криста уезжала – не больше чем на неделю – и всякий раз – в Подмосковье, во французской глуши, на турецком пляже – приходилось отыскивать Интернет, чтобы срочно собрать материал и лупить для газеты о чьей-нибудь внезапной кончине или о международном скандале. Как профессиональный шпион в любом новом месте проводит рекогносцировку насчет путей отхода, так и она с нелепой регулярностью рефлекторно проверяет мобильник и ищет глазами компьютер, подключенный к сети. В кинотеатре, в гостях, в чужом городе… Недавно даже в церкви застукала себя за такой разведкой.

Рабство.

Да разве только Криста бесправна…

Начальство на полном серьезе хвалило усердную Василису, которая за несколько часов до начала схваток написала обзор двух книжек о беременных. Криста принесла их коллеге, лежащей на сохранении. Выбрала из стопок, присланных издательствами. Хотела развлечь бедняжку…

Царапнуло, что Василиса, ни словом не обмолвившись, залезла в чужую епархию – напечатали-то взамен фирменной Кристиной колонки.

Девушка борется за место под солнцем…

Криста представила, что может произойти, если проигнорировать начальственное распоряжение… Крик, ненормативная лексика – это если замзавша с утра не опохмелится. Хуже – прилюдное «дура, блин», негромко произнесенное в полной тишине… Многие потупят глаза, Василиса, например, из подобострастия согласно прихмыкнет. Инстинктивно, чтобы заработать какое-никакое очко.

И точно никто не заступится.

Передернуло от омерзения. Босым ногам стало холодно на кухонном линолеуме, и Криста бегом в постель, к мобильнику. На экране – три нуля. Полночь. Неприлично для звонка незнакомому Игумнову. Но надо же узнать, когда начинается мероприятие. Вдруг вся изюминка, весь хеппенинг в том, что ленивая богема должна рано-рано встать и бодро собраться до восхода солнца?