Ольга Новикова - Христос был женщиной (сборник)

В голубой рубашке и в джинсах, с голой головой, чистой почти до скрипа, отец уже не кажется стариком. Скорее мужчина без возраста…

Раньше Криста думала, что по морщинам, как по годовым кольцам на дереве, можно определить, сколько лет живет человек. Но теперь ясно, что не это главное. Память о прожитом старит… Она, как резец скульптора, меняет черты, делает природную отливку индивидуальной, непохожей на другие. А ампутация памяти путает привычные ориентиры.

Лицо отца в коридорном зеркале – Криста случайно подглядела, по дороге из кабинета на кухню – кого-то ей напомнило… Кого? Мучилась, пока Гера не подсказал. На Смоктуновского в роли Деточкина отец походит. Когда тот останавливает троллейбус Аросевой: «Люба, я вернулся!»

Но отец не только не вспомнил Кристу, он даже имя ее не смог пока заучить. «Извини, деточка, я не знаю…» – самые частые его слова, а худющая рука нет-нет и застынет над головой неузнанной дочери. Как будто хочет ее коснуться, хочет чудо совершить…

Сердце и не думает плакать, но горячая слеза скатывается по щеке… Кончик языка пытается ее остановить. Не справляется, а только узнает вкус. Соленый ручеек…

Хочется прижаться к живому, теплому, свернуться калачиком…

Криста прислушивается. Скрип раскладушки заглушает остальные звуки.

Гера, значит, тоже не спит…

Пойти к нему? Но брезент не выдержит…

Она садится в постели, одергивает ночную рубашку, сбившуюся к подбородку, приглаживает растрепанные волосы и на цыпочках – в коридор.

Идет…

Я же на кухню, воды попить…

Свет не включает – чтобы сохранить ощущение отъединенности от внешнего мира. Ждет, пока глаза привыкнут к полутьме, наливает воды в кружку, медленно пьет, глядя в окно…

И не вздрагивает, когда теплые Герины руки, как шаль, ложатся на ее озябшие плечи…