Ольга Новикова - Христос был женщиной (сборник)

К морю, к морю! Там отстоится, почему Кристины поиски так ее взбудоражили.

Солнце припекает… Скинуть, что ли, курточку? Сюда бы плетеное кресло-домик, из тех, в каком композитор Густав фон Ашенбах наблюдал за красавцем Тадзио. Нужна защита от ветра, довольно прохладного. В огородке можно раздеться до плавок и загорать, запасаться солнечной энергией…

Ну да ладно, нет – и не надо. Все равно хорошо думается только на ходу.

Она же видела Герины снимки. Что ему посоветовала, то он и сделал. Даже лучше… Лицо одного старика без натуги всплывает в памяти. Несломленный, самодостаточный. Как будто всматривается в тебя… Следишь за его взглядом, и очи поворачиваются внутрь: что-то про себя вдруг начинаешь понимать…

Ева замечает у парапета длинный прутик, бежит за ним и, вернувшись к плеску воды, на сыром песке набрасывает контуры мужского бородатого лица. Бледную копию с оригинала тут же слизывает несмелая волна. Не жаль.

Вот если б в семье не было безапелляционного табу на изобразительное искусство… Кто-то из бабушкиных подруг (зло часто находит лазейку в самом близком окружении) настучал, что у деда в Петрозаводске есть вторая семья, а сын, ровесник их общей дочери, уже отличился как художник. Бабушка в тот же момент выгнала мужа из дома и подчистую стерла его из своей жизни. До такой степени рассвирепела, что пошла в паспортный стол и, переписывая дочь на свою фамилию, превратила ее из Ольги Оскаровны Преображенской в Татьяну Дмитриевну Ларину. Недолго думала. Русская литература подсказала имя. Ева предпочла бы Наталью Ильиничну Ростову. Не для матери – для себя, конечно.

А что там у Кристы сейчас? Тянет ее к униженным и оскорбленным… Он изгнал духов словом и исцелил всех больных… взял на Себя наши немощи и понес болезни… Вряд ли у Кристы есть иммунитет к чужому несчастью… Она, правда, не одна, Георгий рядом… Но из него еще тот защитник…

– Алло, ты как? – Ева прижимает телефон к уху и отбегает от моря, чтобы говорок волн не мешал ей слушать Кристу. – Нашла… Он тебя узнал… – повторяет она для поспевающего за ней Павлуши. – И что же ты собираешься делать?..

Закончив разговор, Ева смотрит в окошечко мобильника. Какой сегодня день? Сколько им осталось тут прохлаждаться? Сможет ли она отсюда подстраховать подругу? Ну, привезут они старика сейчас в Кристину квартиру, отмоют, накормят, оденут. Что дальше-то?

Вообще-то все не так уж худо…. Криста вернется к Еве, а ее отец – если это он, если простаков не накалывают… – отец поживет пока в привычном ему одиночестве в Кристиной халупе. Адаптируется…

– Или надо было разрешить поселить его в моем доме? – вслух рассуждает она. Не Павлушу спрашивает, а сама себя. – Но Криста об этом и не заикнулась…

Надо бы помочь… Но может ли она?

Хоть одним глазком посмотреть бы на них… Была бы рядом – тело бы само сообразило, что делать…

– Да что же ты так взбаламутилась! – одергивает себя Ева. – Взрослые люди, сами разберутся…

Лишь в баре удается утихомирить возбуждение. Три порции виски безо льда нисколько не пьянят, но хотя бы проясняется: срываться с места незачем.

Поздно вечером Ева все-таки набирает свой домашний номер. Почти въяве видит и слышит, как долгие гудки заполняют пустой двухэтажный дом. Криста осталась со стариком.

Он не вспомнил… Отец ее не вспомнил.

Пока?..

Нужно сейчас же переключить мысли с будущего, абсолютно неясного… Ну, хотя бы на то, что уже случилось. Иначе не заснуть… Тем более что силовые линии в квартире незнакомо перестроились. Гера за стеклянной дверью в холле, на раскладушке. Смирно лежит, не ворочается. Устал-уснул?

Как только довезли отца, Криста сразу предложила Гере ехать домой. Поуговаривала даже. Мол, справлюсь… О нем заботилась. Доброта – та же энергия. У себя отнимаем, другому отдаем… Обычная самоотверженная вежливость…

Но Гера прямо при ней, не сбегая в другую комнату, позвонил домой, предупредил няню, поворковал с дочкой. Не захотел оставлять Кристу одну с…

Для него мой папа – чужой бродяга… который вот храпит…

Криста прислушивается. Через стенку, единственную, в которую легко вбиваются гвозди для нетяжелых обрамленных фотографий, проникает звук с сиплыми подвываниями и клекотом.

Завтра же к врачу. Вдруг у отца туберкулез?

Странно… Как только у самой Кристы появляется болячка, то мгновенно портится настроение. Надо тащиться в поликлинику… Ужас! А ведь пока служила в газете – была прикреплена к хорошему, нелюдному месту. Хоть за визит к доктору контора платила, но все равно неделю-другую она обычно терпела любую боль, каждую минуту надеясь, что обойдется. Заставляла себя дозваниваться в регистратуру, только когда уже сил нет, когда не отвлечешься даже на чтение-писание…

А теперь нисколько не пугают ни врачебные кабинеты, ни суммы, которые уплывут в белые карманы (заработаю!), ни бюрократические редуты, которые придется преодолеть, чтобы легализовать бездокументного отца.

Он не узнал ее, но он ей поверил. Слушал объяснения, как ребенок… Безропотно прислонил к мусорному баку засаленную авоську с пожитками, не взял с собой. Выудил оттуда только какой-то плотницкий инструмент, вроде рубанка, и трепаную книжку без переплета. Читает? Взгляд Кристы выхватил строчку: «…да не обращается назад взять одежды свои…»

Поехал с ними.

Будто отняли камень от пещеры – и он вышел в беззлобие…

Ни в глазах, по-родному внимательных, ни в жестах отца не проскользнуло знаков того, что внутри человека работает счетная машинка… Необычно… В московской жизни пришлось принять, что большинство моментально соображает, чем ты можешь быть полезна, и тратит на тебя порцию поверхностной доброжелательности (соответствующую калькуляции) и своего (спекулятивно переоцененного) времени. Иногда ни секунды. Это вроде как нормально… Брезгуешь? Отвали на обочину.

Стыдновато было проверять отца, но это уже инстинкт, рефлекс, приобретенный для выживания.

А без Геры ей бы не справиться…

Дохлые мухи на подоконниках, на полу, в самых неожиданных местах показались таким пустяком по сравнению с живыми вшами, на которых отец почти не обращал внимания. Время от времени запустит палец в курчавую седину, щелкнет ногтем и некровожадно улыбнется. Мол, охота удалась. Или какие-то свои мысли раздвигают его губы, обнажая редкозубый рот? (Хорошего дантиста надо будет найти…)

Не переча, дал себя побрить-постричь, мылся сам… Гера пока вынес кучу, еле запиханную в два мешка для мусора. Вернулся через час с двумя фирменными пластиковыми пакетами – в торговом центре толково купил все нужное. С размером он не ошибся.